Театральная борьба с Наполеоном. Сцена из оперы «Война и мир».
Фото Дамира Юсупова (Большой театр)
Как сказал после премьеры музрук Большого Александр Ведерников, русские люди, как обычно, собирают все силы в трудную минуту.
В случае с «Войной и миром» Большой театр проявляет патологическое упрямство. Ставить спектакль пригласили Бориса Покровского, осуществившего в Большом две предыдущие постановки прокофьевского «двухтомника». Кстати сказать, в сороковых годах, еще при жизни композитора, Покровский ставил оперу в Кировском (ныне Мариинском) театре. В качестве главного дирижера к делу привлекли Мстислава Ростроповича, также уже имевшего дело с партитурой Прокофьева. Какие силы вступили в игру в третьей постановке (словно вместо ожидаемого туза выпала дама пик), неизвестно, но в результате ни Покровского, ни Ростроповича на афишах «Войны и мира» не оказалось. Борис Александрович в самом начале работы отказался в пользу своего ассистента Ивана Поповски, а Мстислав Леопольдович разорвал контракт с театром за неделю до премьеры. Положение спасал музыкальный руководитель и главный дирижер Большого театра Александр Ведерников: за короткое время он смог собрать масштабную и сложную партитуру, но, конечно, без того блеска, которого можно было ожидать от Ростроповича – музыканта, невероятно тонко чувствующего и доносящего до слушателя искренность и пронзительность прокофьевского слова.
Но, несмотря на отсутствие «старейшин», зритель все равно получил постановку в целом традиционного классического толка. Все на месте: и мазурка с кадрилью на балу, и Курагин в медвежьей шубе, и Наполеон в треуголке, и Кутузов в орденах.
Спектакль получился хорошо сбалансированным: Иван Поповски умело обошел длинноты батальных сцен, найдя равновесие между картинами войны и мира, а художник Александр Боровский сумел вместить гигантские исполнительские силы (только солистов около семи десятков) в скромное (по сравнению с залом Дворца съездов, где Покровский ставил «Войну и мир» в 1981-м) пространство Новой сцены Большого. Собственно из декораций на сцене была смонтированная из отдельных деталей конструкция, которая с помощью механизмов могла быть то сплошной стеной, то разъехаться на множество секций, создавая трехмерное пространство. При этом все настроения и ситуации обозначались с помощью света: первый бал Наташи – светлый, второй – мутно-желтый, серый – сумерки Бородинского поля, золотистый – «величавая, в солнечных лучах Москва», алый – зарево пожара, а ситуации, когда режиссеру необходимо было подчеркнуть внутренний мир Наташи, были обозначены нежно-голубыми красками. Голубым колером был окрашен вальс Наташи и Андрея, когда для пылкой юной леди словно остановилось время и все вокруг перестало существовать. Это был, пожалуй, один из наиболее интересно сыгранных певцами моментов оперы. Что касается остальных сцен, то при хорошем вокальном мастерстве ни Екатерина Щербаченко, ни Андрей Григорьев не раскрыли полностью характеры своих героев. Сей факт выглядит удивительным, так как Наташу наверняка «из рук в руки» передавала заявленным на премьерные спектакли солисткам Галина Вишневская (хотя в фаворитках у последней была певица из Загреба Лана Кос). При этом хорошими артистическим способностями отличились персонажи второстепенные: не столько подлый, сколько безрассудный Курагин (обладатель прекрасного тенора Всеволод Гривнов), сбитый с толку странностями русских «ненавистный корсиканец» (Борис Стаценко), а также, пожалуй, фельдмаршал Кутузов (партию которого традиционно исполняет ведущий бас театра, на сей раз Паата Бурчуладзе) да неуклюжий и близорукий Пьер Безухов (Роман Муравицкий).
Предпочтение режиссер, по его собственному признанию, отдал мирским взаимоотношениям, тем не менее он схватил главное военных сцен, а именно – патриотический пафос оперы Прокофьева. Тема любви к Родине у композитора была, конечно, спровоцирована только что начавшейся Великой Отечественной войной, что и подтолкнуло Прокофьева к работе над толстовским сюжетом, до тех пор существовавшим лишь в планах. Выгоду оперы о войне и мире – стране нужна была образцово-показательная опера – предусмотрительно просчитала и дальновидная Мира Мендельсон, ставшая соавтором либретто. Первый акт был готов уже в августе сорок первого, вся опера – в сорок втором. Несмотря на то что в военные годы постановка оперы не состоялась, это сочинение можно ставить в ряд «военных» произведений, к которым относятся Ленинградская симфония Шостаковича и Пятая симфония самого Прокофьева. Грандиозные хоры в Прологе и Эпилоге «Войны и мира» вызывают сентиментально-патриотическое чувство гордости за Россию. По крайней мере, за ее прошлое.