Кармен сыграла в карты

Исполнителям главных ролей в 'Кармен-сюите' можно только посочувствовать: они обречены на сравнение с той, старой 'Кармен'.
Фото Натальи Преображенской (НГ-фото)

Что такое «Игра в карты»? Прежде всего – никаких карт. Название осталось от первого либретто балета, когда-то посвященного покеру. Автор новой версии, Алексей Ратманский, заявил: «Мы не картежники». И сочинил просто движения под музыку, с внутренним девизом «Публику грузить не будем!». Ратманский вообще мастер по производству балетных безделушек, у него и названия балетных номеров соответствующие – то «Юрли-Берлю», то «Взбитые сливки». Новый балет – еще одна порция сливок, причем густых и вкусных. Бесполезно искать в этом потоке танцевального сознания символы и аллегории (что любят делать российские зрители). Тут надо наслаждаться соединением двоякого озорства, композиторского и хореографического. Ратманский мгновенно откликается пластически, если слышит у Стравинского ироническую обработку романса Чайковского или парафраз увертюры из оперы Россини. И если вам приспичит искать сюжет, он будет исключительно эмоциональным.

Именно эта особенность, чуждая нашей публике, особенно премьерной, не позволила балету сорвать бурные аплодисменты. Чтобы с удовольствием включиться в головокружительную игривость, предложенную хореографом, надо активировать в себе непредвзятое чувство юмора. Кто сумел – тот хлопал. Вялость прочих зрителей объясняется просто. Есть 15 солистов, одетых в лиловое и желтое с кожаными вставками (от модельера Игоря Чапурина). Они ощущают свои тела как инструменты и резвятся на сцене со скоростью кометы, так что виртуозные трюки неоклассики сливаются в прихотливый, жестко вывязанный ансамбль. Нет внятно рассказанной истории, непонятно, где главные персонажи, которым положено аплодировать после апофеозного па-де-де, а где кордебалет. И вообще, о чем танцуют? Понятие «сюжет – это музыка» у нас не так привычно, чтобы завоевать массы поклонников.

Зато «Кармен-сюита» вызвала овации. Правда, есть подозрение, что хлопали не хорошему балету, ничуть не устаревшему за 40 лет, и не его исполнителям, а Плисецкой, в финале вышедшей на сцену. Светлана Захарова, Андрей Уваров и Марк Перетокин, исполнившие роли Кармен, Хосе и Тореадора, были в невыгодном положении: любой, кто видел прежний спектакль живьем или в записи, неизбежно сравнивал первых исполнителей с нынешними. Но никто не требует, чтобы новые артисты танцевали «как было». Ради Бога, сделай по-своему, карты тебе в руки. Только не мимо кассы, не поперек пластического смысла, не в сторону премьерской отсебятины. В итоге лишь Виталий Биктимиров (Коррехидор) исполнил свою второстепенную роль без дураков – энергично и внятно. Маститые исполнители, работавшие с партитурой Бизе–Щедрина, остались заложниками своих шаблонов.

Уваров–Хосе старался изо всех сил, но все равно сквозь сдержанную маску солдата и позы «руки по швам» лез принц из «Лебединого озера». Упоенный собственной серьезностью Перетокин–Тореадор так и не узнал, что такое координация испанского танца и ироническое подражание корриде. Захарова–Кармен интересовалась не столько мужчинами и свободой, как положено ее героине, сколько демонстрацией своего огромного шага (Плисецкая называла подобное у балерин – «раздир такой, что сейчас треснет или вообще разлетится») и красивого подъема. Ради последнего Захарова сместила акценты ключевой позы Кармен: не назад, на бедро, как надо делать, а вперед, на ногу, чтобы стопа выглядела еще эффектней. Чувственность, которую так надеялся показать хореограф Альберто Алонсо (в 1967 году с этим вышел облом – Советы не позволили), улетучивалась на глазах. На сцене не было дикарки с табачной фабрики, действовала не особенно чуткая к музыке прима-балерина, вколовшая в волосы розу и тем ограничившая поиски образа. Правда, применялась еще душераздирающая мимика. (У Уварова – тоже.) Но лучше б ее не было. Короче, вместо трагедии случилась мелодрама среднего пошиба. И это вместе с чудовищно организованным проходом в театр (на главном входе охрана устроила просто Ходынку) стало разочарованием вечера.