Владимир Ашкенази остался доволен игрой сына, хотя понимания здесь не встретил.
Фото Артема Житенева (НГ-фото)
В его программу Михаил Плетнев включил сочинения, с которыми осенью 1990-го перед заинтригованной общественностью предстал новый оркестр, – Первую симфонию Брамса – плод долгих исканий (слишком ответственно относился композитор к любимому жанру венских классиков и свой первый опус написал к тридцати четырем годам) и симфонию «Манфред» Чайковского.
По причине хорошей зарплаты текучка в оркестре минимальна, а если новые люди и появляются, то исключительно профессионалы самого высокого класса. Думается, это первопричина того, что Российский национальный на сегодняшний день представляет собой коллектив фантастической сыгранности, что, в свою очередь, обеспечивает довольно высокое качество исполнения. Это, конечно, не значит, что дифирамбическая ода ею и останется: вернемся к Брамсу и Чайковскому «пятнадцать лет спустя». Впечатление от услышанных произведений осталось далеко не равнозначным, в чем видится вина дирижера. Если в плетневской программе есть Чайковский, неважно, что рядом – все равно будет хуже. «Манфред» был настолько хорош, что Брамс на его фоне выглядел просто жалким слепком: ни крупных мазков, ни широты брамсовского дыхания, ни одного приличного форте, наконец. Все на полутонах: здесь немного мысль не довели, там чуть-чуть не дослушали, потом не смогли в мгновение ока переключиться с патетики на лирику. Все эти недостатки, в первом отделении показавшиеся не такими значительными, после второго стали непростительными.
Выступление Владимира и Дмитрия Ашкенази открыло новую концертную серию «Отцы и дети», в рамках которой публика услышит и увидит представителей выдающихся артистических династий в различных областях искусства.
Яблоко от яблони падает недалеко – это факт, но в противовес народной мудрости есть и другая – о природе, которая на детях отдыхает. Поэтому идея свести вместе поколение старшее и младшее сколь привлекательна, столь и рискованна. Например, благодаря первому концерту серии мы узнали кое-что интересное из несоветского периода жизни Владимира Ашкенази. Известно, что он женился на исландской пианистке Торунн Джоаннсдоттир и уехали они из Страны Советов с маленьким сыном на руках. После этого супруга пианиста, оказывается, родила ему еще одного мальчика и трех девочек, и оба сына профессионально занимаются музыкой: Владимир играет на фортепиано, а Дмитрий на кларнете. В Москве мы имели честь видеть и слышать последнего. И еще раз убедиться в справедливости той поговорки, что «про природу». Дмитрий – кларнетист весьма посредственный, хотя не лишенный музыкальности, старательности, а также прекрасного инструмента фирмы Yamaha. Не хватает ему не только школы, но и серьезного проникновения и погружения в музыку. Происходящее на сцене чем-то напоминало музицирование в семейной гостиной. Младший Ашкенази реагировал на каждый кашель и скрип в зале, позволял себе переговариваться в перерывах между частями произведения с отцом. Подобного поведения старший Ашкенази, наверное, любому другому партнеру не простил бы. Но тут другое дело – сын. Отеческая любовь и гордость сквозили в каждом его жесте. Весь концерт вывез на своих плечах папа, и слушатели еще раз убедились, что старую московскую школу «не задушишь, не убьешь». Трепетная лирика романсов Шумана, созерцательное интимное пиано в сонатах Сен-Санса и Пуленка близки Дмитрию Ашкенази, но не удалась ему устрашающая мистика пьес Берга, гротеск Танцевальных прелюдий Лютославского и легкая скерцозность в сонате Пуленка.