Ирина Губская Наконец, потому что балерина и этот балет Мариинки совмещались во времени и пространстве с большим трудом. Против были «не лебединые» фактура, танцевальные и актерские данные Вишневой. За – характер примы и место этого балета в репертуаре.
Во-первых, как звезде мирового балета Вишневой вроде бы неловко обойтись в репертуаре только петербургской «Баядеркой», даже не попытавшись посягнуть на символ всего русского балетного театра. Во-вторых, «Лебединое» в Мариинке в последние годы как-то незаметно утвердилось в статусе испытательного полигона. Именно в нем происходит большинство дебютов перспективных и не очень неофиток. Это ведь на «Сильфиду» сложно заманить зрителя, не объявив в ней кого-то из суперзвезд, а на «Лебединое» – такая уж у него репутация – будут проданы билеты независимо от состава исполнителей. Из состоявшихся артисток театра его танцуют все кому не лень, независимо от внешних и танцевальных данных. А Вишнева вообще единственная прима-балерина, которая в этом спектакле ни разу не танцевала.
За рубежом Диана Вишнева станцевала «Лебединое озеро» уже не однажды и не в одной постановке. Отзывы получила благоприятные, почти восторженные. Возможно, это и побудило Валерия Гергиева форсировать ситуацию, определив дебют Вишневой в «Лебедином» именно на открытие сезона. Хотя при том внимании, каким обычно удостаивает руководитель Мариинского театра балетную часть, больше похоже, что ему требовалось событие – неважно, насколько подготовленное и оправданное художественно: дебют Вишневой должен был в экстренном порядке увеличить количество «лебединых» звезд. Кстати, усилить значимость этого события собственным присутствием у Гергиева времени не нашлось. Или же его моментами вспыхивающий интерес к балету не заходит настолько далеко.
Спектакль получился двойственным – в полном соответствии с «двойной» балеринской ролью. Пока появление Одетты или па де де Одиллии лишь ожидались – это был типичный спектакль Вишневой: подтянутый и оживленный кордебалет; демонстрирующие лучшее, на что способны, солисты; атмосфера театрального праздника. Так прошли первая картина и часть третьей. Если бы героем этого «Лебединого» оставался принц Игоря Колба! Но появление балерины внесло смятение в ход спектакля, словно потерялась нить повествования, и связный рассказ сменился беспорядочным набором слов. Лебеди почему-то начали усиленно топотать и сбиваться. Сама Вишнева выглядела так, словно не хотела никого повторять, но и своего решения роли придумать не успела. К тому же Одетту больше Ротбарда губила резкая пластика, ни о кантилене танца, ни о певучей гибкости движений речь не шла. Еще и с музыкальной частью спектаклю в этот раз не повезло: оркестр то фальшивил, то сбивал темпы, а в основном навевал дремоту. Когда дело дошло до Одиллии, можно было ожидать, что Вишнева наконец расслабится и блеснет знаменитым темпераментом и артистичной техникой. Но вместо роковой красавицы появилась барышня с набором старательных и однообразных гримасок, а технические трюки – казалось, что Вишнева даже готова открутить на десяток фуэте больше положенного – были всего только тщетными попытками повысить угрожающе прохладную температуру действия. Когда-то начинающая Китри «оживила» костюм, выкрасив красную розу с корсажа в синий – роза на сцене выглядела черной. Теперь на черном костюме Одиллии в изобилии отливали перламутровым блеском синие перья – но оживления тоже не внесли. Лишь в преддверии финала, в последней картине Вишнева попыталась как-то вырулить ситуацию, пустив роль по течению сюжета: Одетта подчинялась судьбе, принимая как данность и предательство принца, и счастливую развязку.
Итог спектакля: долгожданное событие состоялось. Но оставило сомнения в его необходимости. Зачем выступление в «Лебедином» было нужно самой балерине – понятно. Зачем театру – можно объяснить. Сложнее со зрителем. Ну что же, Ульяна Лопаткина имеет в своем послужном списке Жизель (станцованную лишь однажды). А история знает не менее громкие имена балерин, сознательно исключивших из своего репертуара ту или иную партию. Как и тех, кто танцевал вопреки – и смог убедить в своей правоте.
