Наверно, пермский оперный театр ни на что не надеялся, когда худрук местного балета Наталья Ахмарова написала письмо Наталье Макаровой. Знаменитой балерине, бывшей премьерше Кировского (Мариинского) театра, впоследствии – эмигрантке и международной звезде, предлагали поставить в Перми «Лебединое озеро». Но признавались, что мечта о работе с балериной есть, а вот денег, которые обычно берет Макарова в качестве гонорара, у театра нет. И Макарова согласилась поставить балет бесплатно. Зрелище получилось любопытное.
По Макаровой, «Лебединое» – балет старинный, но вечно живой. То есть внешне спектакль, как и было при его рождении, не выходит за рамки волшебной сказки времен условного Средневековья. А изнутри, по идее, этот трагический балет должен достучаться до современной публики, напоминая, что любовь всесильна, предательство разрушает, а верность и мужество все перетрут. Поэтому сценической архаики предостаточно, это принципиальный ход Макаровой. Принц (Виталий Полещук) появляется на вечеринке с книжным томиком и охотится с арбалетом, Одетта пантомимными жестами умоляет принца не стрелять в ее подруг, а бурю на озере изображает протянутая поперек задника лента, которую для «колыхания» вздымают с двух концов за кулисами. Художник Питер Фармер (Великобритания), вторя программе постановщика, оформил «Лебединое» в направлении «эстетики руин». Заросшего парка, в котором начинается балет, явно не касалась рука садовника. Мрачноватый водоем, где живут лебеди, овеян луной в полнолуние и покрыт туманом: действительно «озеро слез», как указано в либретто «Лебединого». Главное тут – достичь эффекта «романтического запустения», а с таким эффектом зритель ассоциирует понятие «старинный». Пожалуй, лишь зала дворца выглядит крепкой: «кружевные» готические своды и слегка потертые бархатные занавеси. На этом фоне хорошо смотрятся «средневековые» и вообще «под старину» костюмы Галины Соловьевой (США), хотя и здесь оранжевые и палевые тона платьев в первом действии напоминают апофеоз «золотой осени» и красивого увядания.
Партию Одетты-Одиллии Макарова танцевала много лет, причем по-своему. Память о том исполнении она заложила в требования, предъявленные пермским балеринам. По Макаровой, мало изобразить руками птичьи крылья. Наличие гибкой спины и задача обыграть эту гибкость – вот две главные установки. «Макарова требовала прогибать корпус, выявлять телесные ракурсы и, главное, ни на минуту не забывать об игре с партнером, – говорит Наталья Ахмарова. – На репетициях она учила следить за ногами – не вскакивать на пуанты, как привыкли у нас, а плавно «вынимать» стопу. Но не менее часто слышалось укоризненное замечание балерине: «Ну почему ты на него не посмотрела?»
Конфликт черного и белого – суть макаровского спектакля. Поэтому привычного по многим редакциям Шута вообще нет, его убрали как гротескный штрих, отвлекающий от главного. По словам Ахмаровой, постановщик с той же целью упростила образ Ротбарта: злой колдун в прямом и переносном смысле держится на заднем плане.
Игра с партнером приличествует как беззащитной Одетте, так и соблазнительной Одиллии. Балерина Наталья Моисеева, виденная мною, пока лучше гнется в черной пачке, чем в белой. В ее Одетте не хватает требуемой Макаровой пластики «плененной женственности», но брутальность манеры в партии Одиллии удачно ложится на материал, и женская вариация из знаменитого «черного па-де-де» Одиллии и Принца становится знаком победы порока. Кстати, о пороке. Все характерные танцы в этом спектакле рождаются как соблазн свиты Ротбарта, но куража у пермских артистов не хватает: нельзя исполнять тарантеллу или мазурку так одинаково и чинно.
Призвав на помощь классика английской хореографии Фредерика Аштона, постановщик вставила в первый акт его Вальс, замечательный, хотя и несколько стилистически чужеродный танцам Петипа и Льва Иванова, а в финал – аштоновские танцы лебедей, где асимметричный рисунок ансамблей – символ смятенности. Самой Макаровой принадлежат вариация-сарабанда Принца и постановка мистического финала, в котором герои гибнут, но после смерти воссоединяются и идут в вечность.
«Лебединым озером» труппа откроет ближайшие гастроли в Нидерландах. Только на сцену выйдут не 24 лебедя, как в Перми, а полный вариант – 48 птиц. Иначе не заполнить огромное пространство амстердамского театра.
Пермь–Москва