Павел Руднев Главными событиями фестиваля стали две версии «Трех сестер», которую ревнители «чеховской чистоты» часто трактуют как рассказ о «потерянной России», а западные интерпретаторы используют как повод показать свое отношение к России нынешней, утерявшей свою былую исключительную влиятельность.
Но и по сути главным событием в Тампере стали «Три сестры» Кристиана Смедса, сделанные в театре маленького провинциального городка Каяни.
Перед нами современная семья из Каяни по фамилии Ромпайнен. Имена сохранили только Ирина, Маша, Ольга, Андрей и Наташа. Остальным придумали не только чужие прозвища, но и другие специальности. «Вершинин» стал мэром города, присланным из Хельсинки, «Соленый» – рок-музыкантом, «Тузенбах» – почтальоном. С первой секунды мы попадаем в шумный дом сестер, который напоминает цыганский хаос из фильмов Эмира Кустурицы. Сестры поют веселые шансоны под живой аккомпанемент оркестра, Ирина демонстрирует чудеса акробатики, платит за все цыганский барон «Протопопов» в дымчатых очках и с золотыми цепями на шее. Во главе стола добрейшая и мудрейшая цыганская бабушка, у которой каждый найдет утешение и одобрение. Сперва кажется, что это неприметная у Чехова нянька Анфиса, но на самом деле это┘ умершая мать Ромпайненов. Именно она занята режиссурой жизни, режиссурой свадеб и похорон, как можно было бы вслед Кустурице назвать этот стиль существования.
Три пятых спектакля – это и не спектакль в привычном понимании, а видеопроекция. Оператор в онлайн-режиме бегает за героями по всему театру (помимо сцены, где в этот момент для зрителей отражается на экране вся внесценическая жизнь трех сестер) и следит за проявлениями их неутомимой энергии. Важнейшим элементом этой видеоигры является красное слово «live» в правом нижнем краю экрана – обозначение «прямого эфира». Смедс иронизирует над многовековыми традициями привычного театра, которые очень легко разломать видеоагрессией. Зритель воочию видит, насколько более «живыми», более «live» оказываются актрисы на видео, чем на сцене. Эта надпись – на самом деле кровавый приговор театру как искусству старомодному, «приклеенному» больше к памяти, чем к современности. Где и когда – своим красным словом Смедс нас заставляет вспоминать – мы видели последний раз «живых» трех сестер?!
Во втором акте, не меняя видеопринципа, Смедс полностью опрокидывает интонацию спектакля, основывая игру на крупных видеопланах, подключая уже подлинно чеховскую атмосферу отчаяния, отчуждения, душевной муки. Режиссер словно бы чувствует себя не в силах продолжать весь этот цыганский табор и аттракционную режиссуру там, где речь идет о бесконечном человеческом страдании, о расставаниях и смерти. Выйдя из видеопространства на цирковой коврик, сестры как маленькие аккуратные девчушки садятся, обнявшись, к зрителю спинами. На экране их мудрая цыганская мама читает им их же финальный монолог («Будем жить, милые сестры», «Музыка играет так весело, так счастливо») с интонацией доброй сказки на ночь.
Румынские «Три сестры», сделанные режиссером Раду Афримом в театре Андрея Муресану, есть плод затянувшегося не в меру постколониального синдрома. Объявляя в пресс-релизе, что Чехов для него «холоднее, чем сам дьявол», режиссер Африм ставит эту пьесу в один ряд с непереводимыми русскими словами «балалайка» и «самовар». Все до одного уродливые и тупые герои-клоуны, кривляясь и всячески веселя публику, на самом деле заняты только одним – выяснением отношений с Россией и, если говорить более конкретно, доказыванием себе и публике, что Москва, по которой тоскуют сестры, Россия, которой они принадлежат, не что иное, как блеф. Едят баранки ножом и вилкой, спят в кокошниках, ругаются русским матом, используют самовар как ночную вазу, а Соленый кричит, как он любит Москву, держа в руках американский флажочек. Три сестры, неоднократно раздеваясь, не оставляют сомнений в том, что выглядят они как профессиональные супермодели. Это, вероятно, должно нам напомнить о переполнении европейского рынка удовольствий девушками из России и, кстати, из Румынии. Румынский спектакль заставляет еще больше уважать отечественный театр, который, к счастью, пока еще не додумался превращать кризис собственных идей в фигу, адресованную соседу.
Тампере–Москва
