Майя Крылова
Не исключено, что после двух балетов Михаилу Шемякину доверят поставить оперу.
Фото Натальи Преображенской (НГ-фото)
Малый оперный театр с площади Искусств существует в Петербурге в тени Большого Брата с Театральной площади – и художественно, и по общественному резонансу. В начале лета балетные труппы обоих театров почти одновременно показали премьеры. Мариинский выдал «Волшебный орех», Малый оперный – «Тщетную предосторожность». И случился казус. Флагман опростоволосился, а его скромный коллега вырвался вперед.
А все потому, что Валерий Гергиев очень любит Михаила Шемякина. Ну просто до такой степени, что готов предоставить другу возможность во второй раз самовыразиться на знаменитой сцене. Первый раз это случилось несколько лет назад, на «Щелкунчике»: тогда художник решил, что он еще и прирожденный режиссер, сценограф и автор концепции, и может сказать новое слово в прочтении партитуры Чайковского. Был, конечно, и хореограф – Кирилл Симонов. Но спектакль все воспринимали исключительно как продукт Шемякина – во-первых, танцы Симонова были средние, во-вторых, постановщик, сделав активный упор на конфликте жизни на поверхности и мира подполья, действительно устроил сценографическую феерию, за что получил «Золотую маску». И почувствовал, что не только может, но и должен продолжить работу в балете: надо же растолковать зрителям, откуда растут ноги у встречи Маши и Щелкунчика, а для этого, как говорит Шемякин, следует поставить «всю сказку Гофмана, включая историю Пирлипат». Эта история, впрочем, сильно переписанная либреттистом Шемякиным, легла в основу балета «Волшебный орех» на музыку Сергея Слонимского.
Пожелав опровергнуть мудрость предков, предостерегавших о невозможности два раза войти в одну и ту же реку, Шемякин поставил уже совсем не балет, а парад движущихся костюмов. Его нынешняя соратница в постановке танцев, болгарка из Германии Донвена Пандурски, этому способствовала – ученическими по однообразию и наивности танцами.
В двух отменно скучных действиях спектакля динамика сосредоточена лишь в смене мест действия (то подводное царство, то царство вина, то двор короля, отца Пирлипат). Это возможность показать очередной вариант причудливых декораций и пестрых одежд, огромные маски, длинные носы и толстые хвосты. В таких тяжелых костюмах захочешь – не потанцуешь. В лучшем случае получится тряска в масках, вакханалия бесчисленных персонажей, полное перечисление которых заняло бы газетную полосу: к примеру, коты, морские ведьмы и морские черти, небесные девушки, медузы, водоросли (и они танцуют!), купидоны, повара, врачи, лягушки, тибетские монахи. Еще русалка с четырьмя грудями. А главное, обожаемые Шемякиным крысы. Крысы-жандармы, крысы-аристократы, пивные крысы, испанские крысы, крысята-шпана, королева Крысильда и кардинал Крыселье. Что с таким обилием делать, кроме как перемещать по сцене туда-сюда, не знают ни Шемякин, ни его соавтор Пандурски. Можно, конечно, вкратце пересказать либретто – это есть. А нет тонкой сказочной философии и сказочной морали, о которых постановщик с соратниками много говорят в буклете.
В «Тщетной предосторожности» именно сценография Вячеслава Окунева – достаточно спорное место балета. Балет этот – идиллия из жизни поселян Франции XVIII века, и решение художника построено на цветах национального флага (костюмы главных героев), на копировании старинных фарфоровых фигурок и на мотивах пасторалей рококо. Удачная во многом сценография Окунева иной раз грешит диссонансом колеров. Во всем остальном спектакль хорош, даже с исполнителями второго состава, которых мне довелось увидеть. «Тщетная» – детище Олега Виноградова, бывшего многолетнего главы балета Мариинки, а до этого - главного балетмейстера Малого оперного театра в семидесятые годы. Именно там родился лучший виноградовский спектакль, восстановленный в Питере самим автором. В нем хореограф сумел доказать, что, если ты умеешь сочинять комбинации, то возможности работы с чистой классикой, как думают многие, и сегодня не исчерпаны. Балет - танцевально изобретательный, отлично срежиссированный, качественно отрепетированный труппой и по-настоящему смешной. Как и надлежит балетной комедии, в которой у бутафорской коровы совершенно человеческое выражение морды, герои, не переставая танцевать, прядут, вышивают, косят и сбивают масло, а в фонограмме упоительно журчит соловей.
═
Санкт-Петербург–Москва
