Балет под куполом цирка

В последнее время у нас побывали странные гастролеры. Сначала в Доме музыки выступил генуэзец Пьер-Паоло Косс – как представитель современного искусства в программе дней Генуи в Москве, заехавший в столицу перед выступлением на театральном фестивале в Эдинбурге. Потом прилетела заокеанская труппа «Момикс». Оба гостя предложили жанрово неопределенные проекты, над которыми ломают голову редакторы газетных отделов культуры: кого на спектакль посылать? С одной стороны, вроде бы не танец, с другой – никто не произносит ни слова, а только двигается. Последнее соображение («там не говорят!») обычно решает вопрос в пользу балетного обозревателя. Так и довелось приобщиться к итальянскому проекту «Дэймон» и к американскому – «Опус Кактус».

«Дэймон» – греческое слово, в античности означающее некую сверхъестественную силу, определяющую судьбу человека, олицетворение его внутренней сущности, светлых и темных сторон (кстати, у римлян этому соответствовало слово «гений», и именно в таком смысле надо понимать второе именование Ротбарта, заколдовывающего лебедей в «Лебедином озере» – «злой гений»). Косс – человек начитанный, он знает, что, по древним представлениям, дэймон есть у каждого человека, а главное отличие дэймонов от людей – постоянная нехватка гравитации. Постановщик решил показать это буквально: вот она, нездешняя сила, витает где-то поблизости, в эфире. Кажется, что артисты, как цирковые воздушные гимнасты, висят в воздухе, дергаясь и соприкасаясь телами. Используются цирковые лонжи и шведские стенки, почти невидимые в полумраке сцены и в пространстве зеркала, за которым происходит действие. Самый большой эффект здесь – оптическое дрожание атмосферы. Пространство вдобавок покрыто сеткой и толстым слоем мультимедиа, претендуя на гордое название «перформанс». Косс сделал по-своему изысканный, хотя и несколько однообразный, проект, похожий на японский танец буто в воздухе.

Прикалываться в искусстве нынче любят все, даже мрачные по природе творцы. Что поделаешь – модно. Не все имеют эстетическое право на прикол. К таким самозванцам не относится американец Мозес Пендлтон. Он прирожденный прикольщик. В свое время в Москве выступала труппа «Пилоболус», где Пендлтон танцевал, и на отвязные спектакли ходили, как в дискотеку, чтобы повеселиться. Потом Мозес основал собственную компанию «Момикс» и привез в Россию спектакль «Страсть». Было по-прежнему весело и изобретательно, особенно привлекала способность хореографа отмежеваться от программной угрюмости современного искусства.

Но известно, что всякий записной шутник в конце концов становится заложником своих шуток. От него ждут планового потока, юморист обязан выдавать столько-то килограммов юмора в год. Опять же возраст. В 40 лет прикалываются не так, как в 20, – куража меньше, расчета больше. Нечто подобное случилось и с Пендлтоном. Его постановка «Опус кактус», показанная в Театре оперетты, мало связана с танцем, но обуреваема почти мучительным раздумьем – что бы еще такое придумать? Ход Пендлтона – поиграть с образом американской пустыни – сам по себе неплох. Но что из этого получилось? Только намеки на шаманскую культуру индейцев да пластические подражания пустынным растениям и животным: вот ползет змея, прыгает ящерица, корчится многоножка, катится невесть куда перекати-поле и летает бабочка. Правда, эти подражания исполнены танцовщиками (скорее даже акробатами) с большим мастерством. Они одинаково уверенно катаются, лежа на животе поверх доски с колесиками, ходят на руках, висят на шестах и сцепляются по четверо в единый организм. Но все равно зрелище скучноватое, утерявшее театральность и превратившееся в набор выверенных полуэстрадных номеров, которые можно показывать в любом порядке и в любом помещении – хоть в театре, хоть в ночном клубе.

После этого посмотреть старый добрый современный танец в его лучших вариантах – просто кислородная подушка для астматика. Такую возможность предоставил Французский культурный центр, показавший фильмы о Пине Бауш, Морисе Бежаре и Мерсе Каннигхеме. Фильмы не новые, еще двадцатого века, и вся прелесть в том, что они раскрывают базовые в любые времена принципы искусства – отношения художника и его модели (Бежар, репетирующий па-де-де на музыку Вагнера с молодой балериной Ритой Пулворде), союз танца с другими видами театра (отчет о гастрольном туре труппы Бауш по Европе) и поиски новых возможностей создания движений (демонстрация Каннингхемом своего знаменитого принципа «случайности» в сочинении танцев).