Екатерина Ефремова Мариинский театр вновь показал «Царскую невесту» Римского-Корсакова. Впервые европейская премьера этой новой (четвертой за столетие на своей сцене) сценической версии оперы Римского-Корсакова была показана на фестивале Дягилева в голландском Гронингене и дважды – в рождественские каникулы уже в Петербурге. На премьере дирижировал Валерий Гергиев (он же, как всегда, и музыкальный руководитель), Марфу пела Анна Нетребко, но, несмотря на это, постановка буквально на глазах «разъезжалась по швам»: слишком много разных смыслов заложили в свой неканонический спектакль режиссер Юрий Александров и художник Зиновий Марголин. Гергиев же, похоже, на этот раз хоть и решил подчиниться режиссеру, но Римский-Корсаков оказался сильнее: его «трогательная лирическая драма» пересиливала гражданский пафос Александрова.
В результате репертуар театра обходился без этой премьеры аж три месяца. В апреле спектакль вернулся в афишу, причем в несколько обновленном составе: дирижировал Сергей Калагин (что и подразумевалось изначально), Марфу пела Ольга Трифонова, от «премьерных» исполнителей главных партий остались Ольга Савова (Любаша), Олег Балашов (Бомелий) да Геннадий Беззубенков (Собакин), а сценический текст «сконденсировался» в емкое, точное и внятное театральное высказывание. Правда, остался вопрос: какое отношение имеет либретто оперы по драме Льва Мея – мелодраматичной истории с отравлением, безумием и убийствами – к сценическому сюжету Александрова-Марголина про жизнь советских людей в парке культуры и отдыха сталинской эпохи?
Ответ на него, хоть и риторический, напрашивается сам собой: что Иван Грозный, что Иосиф Сталин – «исторические злодеи», как их называет Юрий Александров. Но если исторические эпохи на этом основании еще можно как-то «смешивать» или «смещать», то уж явной натяжкой выглядит подобное временное перемещение персонажей, одетых то по послевоенной моде, то в русское национальное, да и ведущих себя то по канонам древнерусской жизни, то советского времени. Бьющий же земной поклон или троекратно лобызающий знакомца при встрече мужчина в практически современном костюме-тройке, признайтесь, выглядит нелепо, пафосно и «бутафорно» даже на оперной сцене.
Другое дело, при подобном режиссерском решении «трогательная лирическая драма» (Римский-Корсаков), проработанная во всех психологических нюансах и «озвученная» по всем корсаковским канонам, отошла на второй план, уступая место истории гражданской. Те, кого либретто называет «опричниками», художником по костюмам Ириной Чередниковой «одеты» в абсолютно одинаковые, современные, почему-то серые костюмы и шляпы. Этих подчеркнуто безликих однотипных персонажей в штатском на сцене хватает. Они, на первый взгляд, ничем не заняты: присутствуют, смотрят и слушают. И даже страшно подумать, что с ними сделают за то, что они не уберегли «царскую невесту»: «поражение в правах», ГУЛАГ, а то и «десять лет без права переписки» у ближайшей стенки. За смерть отравленной и доведенной до сумасшествия избранницы государя придется отвечать. Словом, никакого отдыха для людей в штатском.
Кстати сказать, театральная публика воспринимала эту постановку отстраненно-лирично, оценивая криками «браво» буквально каждую удачную сцену Ольги Савовой (Любаши) или Ольги Трифоновой (Марфы), но явно не «въезжая» во все нюансы режиссуры и сценографии. В антракте разговоры велись все больше светские – про похороны Папы Римского да про свадьбу принца Уэльского. Да еще про то, что солистка Мариинского театра Екатерина Семенчук поет в свадебной церемонии его королевского высочества принца Уэльского и госпожи Камиллы Паркер-Боулз.
Санкт-Петербург
