О нет, я не умру!

Спровоцировать настоящий скандал «Идущим вместе» так и не удалось.
Фото Артема Житенева (НГ-фото)

Пикеты около Большого театра, методично информировавшие москвичей о том, сколько дней осталось до скандальной премьеры оперы Леонида Десятникова и Владимира Сорокина «Дети Розенталя», к вечеру 23 марта дематериализовались. Разговоры о том, что на премьере могут случиться «выяснения отношений» между теми, кто за оперу и против нее, оказались несостоятельными: разве что перед началом спектакля кто-то попытался в тишине высказать пару фраз по поводу «Идущих вместе», а кто-то – по поводу ползающих по сцене актеров – музыка долго не начиналась┘ Спектакль прошел без эксцессов. И поскольку многие политики побывали на предпремьерных показах, то на самой премьере особого наплыва этой части населения в Большом не наблюдалось: чуть ли не единственной оказалась Ирина Хакамада. Зато взглянуть на «Детей Розенталя» пришла творческая элита: режиссер Роман Виктюк, композитор Владимир Мартынов с женой Татьяной Гринденко, скрипач Гидон Кремер.

Нет нужды пересказывать фабулу «Детей Розенталя»: с либретто Владимира Сорокина познакомился даже ленивый. Не найдя там порнографии и матерных слов, многие решили посмотреть спектакль: а вдруг режиссер Эймунтас Някрошюс что-нибудь в этом смысле придумал? Нет, и не думал придумывать. И оказались противники этого сочинения в весьма щекотливом положении: можно спорить с идеей, можно цепляться к словам, можно обругать то, что видит глаз. А вот что такое современная музыка и хороша она или плоха, никто толком сказать не может: опыта нет такой оценки, да и откуда ему взяться? Со времен премьеры в СССР «Леди Макбет» Шостаковича 70 лет назад?

Наш слушатель при встрече с чем-то новым в области музыки оказывается совершенно как первоклассник, которому задают вопросы по программе выпускных экзаменов за университетский курс. Вся история современной музыки, начиная с Шенберга и до наших дней, прошла фактически мимо него. И если в последнее время вдруг и случаются приятные неожиданности в репертуарной политике некоторых театров (скажем, постановка в «Геликоне» «Лулу» Берга или «Диалогов кармелиток» Пуленка, впрочем, давно уже ставших классикой, или показ Маленьким мировым театром «Человека, который принял свою жену за шляпу» Майкла Наймана), то одними только разовыми проектами наверстать упущенное невозможно. В ХХ веке музыка развивалась невероятными темпами, композиторские техники, эстетика звука, да и этика отношений с музыкальным искусством постоянно менялись. Но это все происходило уже в середине прошлого века, когда в бывшем СССР и Вагнера-то послушать у себя дома под подушкой было невозможной смелостью. А тут предлагают внимать опере про клонов (извините, дублей), да еще и пугают всякими непристойностями жадные до пиара политики.

Опера Леонида Десятникова и Владимира Сорокина – проект смелый хотя бы потому, что оба они не питают никаких иллюзий по поводу самого оперного жанра, совершенно справедливо заявляя, что наиболее любимая публикой ветвь оперного искусства (классико-романтическая опера), достигнув апогея в творчестве нескольких композиторов, умерла. Приходя в оперу на Моцарта, Верди, Мусоргского, Чайковского и Вагнера (напомним, что эти композиторы стали главными героями оперы «Дети Розенталя») или перечитывая романы Толстого и Достоевского, мы обращаемся к искусству, которое в современном мире не имеет продолжения. Оба жанра – и опера, и роман – пережили свой расцвет и закат.

Создавая «Детей Розенталя», авторы пытались вести разговор об опере на языке жанра. Владимир Сорокин вложил в уста своих героев мини-цитаты из их оперных произведений, отлично передав стилистику либретто опер героев-композиторов. Леонид Десятников строил каждую картину своей оперы как мини-оперу одного из композиторов, практически обходясь без прямых цитат, но пользуясь характерным для каждого из них арсеналом выразительных средств. Опера присутствует в спектакле и в качестве забавной режиссерской находки: несколько раз на сцене возникает суфлерская будка, которая перемещается с невероятной скоростью, создавая путаницу в рядах действующих лиц.

В «Детях Розенталя», прямо как в настоящей опере, даже есть фрагмент, который многие наверняка проигрывали в голове, выйдя из зала после представления, – уморительный «дуэт» Чайковского (кстати, эту партию блестяще исполнил Максим Пастер) и Няни, построенный на двух словах: «няня» и «Петруша». Есть в спектакле и весьма правдивая фраза, сказанная детям Розенталя «высшими эшелонами власти» после смерти «папы» Розенталя: «У государства нет денег на ваше содержание». Коротко – и ясно.

Поместить этот спектакль в какую-то конкретную жанровую категорию довольно трудно. Форма его, безусловно, современна, способы ее воплощения во многом апеллируют к постмодернистской эстетике, как бы авторы от этого факта ни открещивались. Здесь есть и элементы пародии, и шарж, и даже, может быть, совсем уж «капустник». Здесь есть абсолютно блестящая идея противоядия смерти, содержащегося в генах гения Моцарта. В финале, когда почили все дубли композиторов-классиков за исключением Моцарта, у последнего в руках появляется флейта. Как известно, это инструмент древнегреческого бога Пана и героя моцартовской «Волшебной флейты» Папагено. И тот и другой извлекали из инструмента незатейливые мотивы: в арсенале было пять нот. Эти ноты (их даже меньше, чем в обычной гамме) и остаются с Моцартом, когда не остается от музыки и музыкантов ничего. Кажется, в попытке создать новую мифологию Владимир Сорокин и Леонид Десятников дошли до нового витка историческо-культурной спирали: со сцены Большого театра они предлагают начать музыку с чистого листа. Правда, начать предлагают – самому Моцарту.