Андрей Хитрук Профессор Лев Наумов – из числа тех разносторонне одаренных людей, которые, испытав себя в начале пути в разных сферах творчества (он окончил Московскую консерваторию как композитор и теоретик), быстро и закономерно пришли к педагогике. Ученик Генриха Нейгауза и впоследствии его ассистент, преподающий уже более полувека, Наумов при каждом удобном случае подчеркивает, что всем обязан своему учителю. " Меня всегда поражало его космическое влияние на судьбы нашего исполнительского искусства. Мало сказать, что он был увлечен педагогикой, – им владела прямо-таки неодолимая страсть". Вторым великим учителем Наумова оказался Святослав Рихтер. "Мои художественные средства по природе своей во многом рихтеровские, – говорит Наумов, – его пианизм уникален. Он играет не руками, но как бы всем своим существом".
Педагогика Наумова никогда не ограничивалась чисто пианистической сферой – она захватывает пластику, актерский жест, владение различными эмоциональными состояниями. Учитель всегда старался развить в ученике ощущение тембров и красок в музыке. А главную задачу видел в том, чтобы научить молодых артистов интенсивному переживанию времени через звук. Перечень учеников Наумова говорит сам за себя: Алексей Любимов, Алексей Наседкин, Александр Чайковский, Александр Торадзе, Андрей Гаврилов, Владимир Виардо, Борис Петрушанский, Юрий Розум, Андрей Диев и многие другие. Список воистину бесконечный.
Еще двадцать лет тому назад в словах Наумова достаточно явственно звучали тревожные нотки: "В отношении молодого поколения слушателей можно говорить о явном перекосе в сторону физиологического, урбанистического, даже эротического импульсов в восприятии музыки. И главное не столько в существовании таких импульсов, сколько в их чрезмерной роли, поставившей это восприятие как бы с ног на голову. Сейчас в моде воинствующее отрицание классики, отсюда рождается своеобразная "гордость невежества". Конечно, искусство изначально было связано с наркотическими импульсами, и получается, что человек сейчас вновь как бы становится первобытным, поскольку его все более увлекают элементарные функции искусства, давно вроде бы преодоленные цивилизацией". Современное академическое исполнительство, а фортепианное, может быть, в особенности, оказалось более чем уязвимым на фоне резкого увеличения фактора зрелищности. Каждому ясно, что того арсенала зрелищных выразительных средств, которым располагают, допустим, певцы или режиссеры, имеющие возможность до неузнаваемости интерпретировать классику, у пианистов нет и по определению быть не может. Вообразите, к примеру, Михаила Плетнева, выходящего на сцену в духе поп-звезд в сопровождении вокал-бэнда и кордебалета!
За последние лет сто восприятие музыки радикальным образом перешло от интровертного, то есть опирающегося на слух и внутреннее видение, к экстравертному, основанному прежде всего на активном зрительном переживании. Этот мощный цивилизационный перелом почти роковым образом отразился на судьбах пианизма, некогда, во времена Листа и его учеников, считавшегося как раз одним из очень зрелищных и эффектных форм искусства. И уже великий канадец Глен Гульд заговорил о проблеме environment, то есть о защите окружающей среды. "Классическая музыка, – писал он, – должна в лучших своих образцах стать последней оборонительной линией в этом мире, решившемся нарушить иерархию ценностей". Сегодняшняя ситуация тем более не ясна: либо, как думают многие серьезные музыканты, окружающая среда безнадежно загрязнена, либо, как полагают некоторые социологи, мы наблюдаем рождение качественно иной окружающей среды, устроенной по совершенно иному принципу. Важно, что по этому поводу говорит Наумов: "Я верю, что, несмотря на окружающую нас агрессивную и шумную электронную среду, значение классики в будущем обязательно возрастет, хотя многие этого сейчас еще не понимают".
Классическое музицирование продолжает существовать, однако формы его существования постепенно меняются и вскоре, по-видимому, изменятся еще больше. Иногда в стремлении приспособиться к новой реальности это искусство напоминает и нечто иное – прекрасную лань, которая, чтобы выжить в лесу, населенном тиграми, стремится сама стать немножко похожей на тигра, иными словами, вписаться в стратегию и тактику всепроникающего шоу-бизнеса. Ситуация с тем искусством, которому учат Лев Наумов и его коллеги, порой напоминает стоическое существование индейцев, постепенно загоняемых в резервации.
