Григорий Заславский
«Мадемуазель Нитуш» – спектакль смешной, но во многом необязательный.
Фото Михаила Гутермана
Анонс предстоящей премьеры, созданный в стенах Театра Вахтангова, хочется привести целиком – как образец обыденного, не раз описанного в психологических практиках несоответствия между желаемым и действительным. Итак: «Мадемуазель Нитуш» – это «легкая, изящная, искрометная музыкальная комедия Эрве с живым оркестром и живыми голосами в постановке Владимира Иванова. Поют и танцуют все герои: и Селестен – Александр Олешко, и Дениза – Нонна Гришаева, и даже начальница пансиона – Мария Аронова, и бравый полковник Альфред Шато Жибюс – Владимир Симонов. А яркие красочные декорации и костюмы героев усиливают настроение праздника, водевиля. «Мадемуазель Нитуш» ставится на сцене Театра Вахтангова уже во второй раз. Впервые спектакль появился в декабре 1944 года в постановке Рубена Симонова. Спустя ровно шестьдесят лет постановка вновь появилась на сцене Вахтанговского театра. Теперь это другая «Мадемуазель Нитуш», с другими лицами и другой интерпретацией. Но та поэтичность и жизнерадостность спектакля, конечно же, не утратилась».
Конечно, утратилась. В нынешней «Мадемуазель Нитуш» почти нет места для поэзии, а главное – невозможно понять, что создатели спектакля к ней стремились. Что касается жизнерадостности, но, вероятно, за нее выдают бесконечное и безудержное комикование (так и хочется, вслед дореволюционным рецензентам, написать: г-жа Аронова была, как всегда, хороша, за что не раз была вознаграждена аплодисментами благожелательной публики). Как будто цель у постановщика была одна: нет, вы будете смеяться, чего бы мне это ни стоило!
Как это ни грустно, после нынешней «Мадемуазель Нитуш» говорить больше хочется не о спектакле, а, например, вернуться к теме театральной реформы, в ожидании которой прошла минувшая осень. Казалось бы: грянул гром, пришло ощущение реальной опасности. Что должен и может сделать живой организм? Собрать все силы, чтобы крикнуть: я жив еще! Напротив, в оправдание самых худших прогнозов и самых безжалостных оценок нынешнего их состояния наши академии как будто сговорились и начали выпускать спектакли самого, так сказать, антрепризного свойства, где, как говорится, кто в лес, кто по дрова, а юмор – все ниже, ниже и ниже┘
Недавняя премьера в Сатире под говорящим названием «Нам все еще смешно», посвященная и приуроченная к 80-летию театра, – пожалуй, самый яркий пример такого вот антисанитарного состояния государственного, репертуарного, да к тому же еще и академического театра.
Самое хорошее в этом юбилейном обозрении – выходы «стариков», Спартака Мишулина и Веры Васильевой, которые высокими своими манерами, не утерянной легкостью и мастерством обозначают разницу между прекрасным прошлым и пошлым нынешним Сатиры.
Шутки про оральный секс, куплеты на примерно те же темы, среди которых – самый первый и, пожалуй, наиболее удачный – про театральных критиков: «Надоело быть артистом, лучше в критики пойти! Ты и раньше был говнистым, так что доброго пути!» Мне трудно оценить юмор во всей его полноте – все-таки я смотрю на ситуацию изнутри, но – неужели все прочие вопросы в стране уже решены? С льготными выплатами – внизу, со всем остальным – наверху, так что единственной заботой сатиры стали театральные критики? Или это – проблемы конкретной Сатиры и конкретного Александра Анатольевича Ширвиндта, которого власть во всем устраивает, а проблемы, которые волнуют простых людей, не касаются? Ну а художественных забот – как не было, так и нет?
Хочется пошутить в духе создателей юбилейного обозрения: может быть, укрепить там, где сегодня явно слабит?
После таких «┘Смешно» без реформы не обойтись – может быть, общеукрепляющей, может, частной.
«Мадемуазель Нитуш» по понятным причинам лишена многих вышеназванных недостатков. Но необязательность и тут подстерегает на каждом шагу.
К чему, например, было звать из «Современника» Александра Олешко, который играет в «Мадемуазель Нитуш» Селестена и хормейстера Флоридора? Он, конечно, пластичен, подвижен и певуч, но заподозрить в его герое страстного любовника, о котором грезит весь женский состав и сама Коринн, примадонна (Лидия Вележева), к которому ревнуют всерьез, – право, затруднительно.
Можно вообразить, будто бы замечательный педагог вахтанговской школы Владимир Иванов задумал собрать в одном спектакле как можно больше своих учеников. Тут и Гришаева, и Аронова┘ Вот и Олешко позвали. Но разве это – оправдание для спектакля в репертуарном театре?!
Зачем выводить на сцену целый хор драгунов, если солдаты, они же – студенты Щукинского училища, не могут однообразно вытянуть руку и поставить ногу? Зачем – такое невообразимое нагромождение предметов и цветов (художник – Борис Валуев, костюмы – Светланы Синициной), если цель спектакля – поэтическая легкость и изящество? На этом фоне и шутки, задуманные, быть может, как легкие и изящные, тяжелеют и матереют, так что выглядывающие вперед два «заячьих» зуба у брата и сестры Шато Жибюс (Владимир Симонов и Мария Аронова) – скоро приедаются и уже мозолят глаза.
Да, поют и танцуют все или почти все, но хорошо это получается, пожалуй, у двоих, чье пение и танцы – как говорится, в строку, по делу (оттого и хороши). Это – Нонна Гришаева и Анатолий Меньщиков, при том, что у Гришаевой – заглавная роль, а Меньщиков играет драгунского унтер-офицера Лорио, казалось бы, безнадежно ожидающего свою возлюбленную, как в конце концов выясняется – неприступную начальницу монастырского пансиона «Небесные ласточки». В игре Меньщикова нет пустот, его монолог превращается в настоящий водевильный выход, почти что – цирковой аттракцион. Как трогательно застенчива Дениза (Нонна Гришаева), воспитанница пансиона, как взаправду изящна, лукава, что ее и впрямь хочется назвать лисичкой, как поет – искренно и умело! Что даже жаль, что спектакль в итоге вышел не «для нее» и не только «про нее».
В них двоих – пожалуй, единственное оправдание затеи, но их усилий все же недостает, чтобы порадоваться премьере и, подведя черту, вывести положительный итог.
