В ожидании вакуума

Визит в Россию Кири Те Канава стал одним из самых приметных событий минувшего музыкального сезона.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)

Прежде чем оказаться в вакууме летнего мертвого сезона, музыкальная жизнь Первопрестольной взяла на финишной прямой весьма высокие и эффектные ноты премьерой «Летучего голландца» в Большом («НГ» от 22.06.04) и голосом именитого гастролера, аргентинского тенора в самом соку Хосе Кура. Правда, вскоре ожидается еще гастроль самого, пожалуй, раскрученного контртенора Дэвида Дэниелза, но это скорее исключение из правил – летом Москве не до серьезных концертов. Если классика и звучит, то обычно не в самом лучшем исполнении и в приусадебно-дворцовом антураже. Концертные залы уходят на реконструкцию – в Доме музыки, к примеру, начинается установка органа.

Завершившийся сезон стал рекордным не только по количеству, но и по качеству вокальных гастролей – поклонники самого хрупкого инструмента могут преисполниться гордостью за нашу гостеприимную и щедрую державу (все гастролеры, и действующие, и потихоньку выходящие в тираж, получают у нас по самому высокому разряду). В стародавние уже советские времена москвичи-вокаломаны выслушивали за сезон астрономическое количество сольных концертов отечественных певцов всех уровней, но за редчайшим исключением были лишены возможности слушать живые рециталы зарубежных звезд, которые если и заезжали в Россию, то в составе труппы какого-нибудь импортного театра. Сейчас ситуация обратно пропорциональная – спросом пользуются лишь редкие концерты наших родных знаменитостей ранга Образцовой, камерные романсовые вечера вообще отмирают на глазах как жанр, зато на волне гастрольного бизнеса расцветает жанр по-коммерчески обставленного, дорогого во всех отношениях VIP-концерта той или иной оперной звезды (с растяжками, навязчивым пиаром и недемократичными ценами).

Дабы не быть голословными, давайте вспомним тех, кого мы слушали в сезоне 2003/04: буквально друг за дружкой трех теноров – Паваротти, Доминго и Каррераса («НГ» от 07.06.04), Джесси Норман и Вальтраут Майер («НГ» от 28.11.03), Марию Гулегину («НГ» от 03.06.04) и Кири Те Канава («НГ» от 10.06.04), феерическую шалунью Патрисию Петибон и тонкого философа Бо Сковхуса, многих уже в который раз, если кого забыли, напомните. Из старых соловьев самой свежей и вдохновенной оказалась Дама Кири – вот что можно назвать искусством в чистом, уайльдовском виде, торжеством техники, мастерства и, конечно, вечной женственности. Она поет чуть ли не в треть своего деликатного лирического сопрано, пользуется самыми изощренными градациями пианиссимо, но (как бы ни ругали акустику ММДМ) слышно эту перламутровую леди так, как будто поет вам в самое ухо – петь хорошо не значит петь громко (это скорее про Гулегину). Те Канава – пример всем нашим певцам, которые к 40 годам зачастую уже профинвалиды. Жадно хватаясь за все подряд, можно очень быстро проорать свой капитал, куда как рентабельней выстраивать свою певческую карьеру процентами по непрерывной нарастающей, как это продолжает делать в свои не самые юные годы ветеран мировой оперной сцены Кири Те Канава.

Жгучий атлет и секс-символ Хосе Кура и в свои 40 с небольшим явно не спешит перейти в разряд утонченных интеллектуалов вокала. Шуберт и фрак с бабочкой не для него. Джентльменский набор арий Верди и веристов срабатывает всегда, как и непременный стул в «Смейся, паяц». У мачо мировой оперы несколько иные задачи. И он их честно выполняет – публика сполна оплодотворена первоклассным, страстным вокалом и по-южному горячим маскулинным гормоном. Кроме болезненной тяги к дирижированию (до дирижерского мостика он дорвался на Половецких плясках) у Куры органическая страсть к общению с залом. Певец выходит на публику, как во двор (или на балкон) своего дома. Не стесняясь быть самим собой, ведет себя так же, как у себя на кухне или в ванной. Стопроцентная раскомплексованность. И это, пожалуй, самое обаятельное в нем – не секрет, что большинство артистов, особенно оперных, на сцене притворяются, пряча куда подальше свое «я». А Кура запросто заигрывает с первым рядом, перекрикивается с галеркой, засекает и вышучивает «видеопирата», читает записки и т.д. Сейчас в нормальной акустике «Новой оперы» мы смогли лучше оценить его баритональный и словно отливающий темно-бордовым блеском драматический тенор, чем во время его прошлого приезда, когда он пел с Казарновской в Кремле.

Занятные вещи происходили в тот вечер с оркестром. В первом отделении дирижировал венгр Томаш Пал, и оркестр в полудреме что-то вяло мурлыкал под сурдинку. Во втором отделении за пульт встал молодой и темпераментный Феликс Коробов, и едва ли не впервые после кончины Колобова (всего лишь одна буква разницы в фамилиях!) мы вновь услышали оркестр «Новой оперы» в полной красе и силе – редкая пляска ведьм из «Виллис» Пуччини и заигранная увертюра к «Сицилийской вечерне» пронеслись бурей ураганных контрастов, воодушевив зал ничуть не меньше солиста. А вот прославленный хор «Новой оперы», особенно в сравнении с обновленным хором Большого театра в «Голландце», несколько сдал свои позиции.

Концерт Куры можно было назвать хеппенингом, можно – творческой встречей в непринужденной обстановке. Критики и пуристы отметили перехлесты вкуса, падавшего временами до уровня Регины Дубовицкой с ее «Аншлагом», а обычные люди порадовались – вот и в опере есть-таки нормальные, как этот рубаха-парень, такой весь свой. Вопрос, что есть искусство и каковы его рамки, не решен раз и навсегда, и пример Куры показывает, что так оно и есть.