Екатерина Барабаш
Руперт Эверетт спокойно обходится без системы Станиславского.
Фото Артема Чернова (НГ-фото)
– Руперт, такое впечатление, что вы всю жизнь пытаетесь что-то кому-то доказать, сделать что-то наоборот, не так, как принято┘
═
– Не всегда, конечно, но я действительно не хочу и никогда не хотел быть как все. Я даже в раннем детстве не понимал, почему детей надо заставлять делать что-то, что им противно. Я до сих пор не понимаю, почему меня в семь лет отдали в интернат и никому не было меня жаль. Правда, это нормально для богатых аристократических семей.
═
– Вы выросли в богатой среде?
═
– Скорее в очень обеспеченной и добропорядочной. Отец был военным, мать – шотландской аристократкой. В их мечтах я был всемирно известным пианистом, просиживал за фортепьяно по пять-шесть часов в день. Так противно было, до тошноты. А когда заканчивал заниматься, шел в свою комнату и бренчал на гитаре, что-то придумывал сам. Отец говорил, что все это гадость и ерунда, но, слава Богу, не мешал.
═
– Но все-таки на воспитание к монахам-бенедиктинцам вас отдали┘
═
– Я был тогда маленький. Ничего не понимал. Мне было дико скучно в этом монастыре, я ненавидел монахов. Теперь-то я понимаю, что они были отличные ребята. И не жалею совершенно, что получил то образование, которое получил, – энергичное, жесткое, религиозное. Именно тогда я на всю жизнь получил интерес к религии. Кстати, при монастыре была театральная студия, где я впервые попробовал себя как актер. Так что мое детство было не так уж мрачно.
═
– Что же помешало стать пианистом? У вас даже внешность для музыканта подходящая.
═
– Что помешало? Да кинозвездой решил стать. В 15 лет объявил, что ухожу из бенедиктинского монастыря, поступаю в театральную школу. Родители не стали препятствовать – видно, поняли уже, что со мной спорить бесполезно, и даже помогли поступить в очень престижную лондонскую школу речи и драмы.
═
– Правильный путь хорошего мальчика из хорошей семьи.
═
– Так меня оттуда скоро выгнали.
═
– За что?
═
– Не помню. Формулировка была «за нарушение иерархии» или что-то в этом роде. Но я совершенно не помню, что там случилось на самом деле. Потом меня взяли в театр в Глазго. Ролей почти никаких, денег тоже никаких, даже жиголо подрабатывал.
═
– Вы не жалеете, что так откровенны с публикой, с прессой? Ведь о вас все знают, а это не может не мешать?
═
– А что обо мне можно знать такого, за что я должен краснеть? Сексуальная ориентация? Так из этого тайну не сделаешь – это во-первых. А во-вторых, я уверен, что только однополая любовь может быть взаимной. В отношениях мужчины и женщины всегда одна сторона подавляет другую. Между мужчинами такого не может быть, здесь все на равных. Где и кем я подрабатывал? Кому какое дело? Или что – главное, чтобы все было гладенько, комильфо?
═
– Вам приходилось сниматься с потрясающими женщинами – Джулией Робертс, Шэрон Стоун, Мадонной, Софи Лорен, Ким Бэйсинджер. Получается у вас дружба с женщинами?
═
– Женщины сейчас такие самостоятельные, такие эмансипированные. Я даже немного их побаиваюсь, потому что их стремление подавлять порой очень угнетает. С Джулией у нас были отличные отношение. Мы с ней снимались в «Свадьбе моего лучшего друга» и поначалу почему-то смотрели волком друг на друга. У нас у обоих характер незавидный. Но потом как-то сблизились, она своя в доску.
═
– Не могу не спросить по поводу вашей работы с Сергеем Бондарчуком в «Тихом Доне». Говорят, кстати, что фильм осенью все же увидит свет. Как вы вообще попали на роль Григория Мелехова?
═
– Не знаю, чудо какое-то. Вообще те полтора года, что мне пришлось прожить в России, я вспоминаю как сон. Мы славно провели время с Бондарчуком, он был отличный человек. У меня потом, правда, после России похмелье полгода не проходило. Самое яркое мое впечатление от России – женщина, которая принесла нам остывший обед. Она была без зубов, но с длинными наманикюренными ногтями. Еще помню пожар в гостинице, где я жил. Тогда кто-то выбросил матрас на улицу и так никто его и не убрал. Его засыпало снегом, он мок под дождем, на него падали листья осенью, а он все лежал. И почему-то напоминал мне меня самого. Я попал в Россию в 1991 году, когда Советский Союз еще не умер, а новый строй уже наступал. Смотрел тогда во все глаза, это ведь здорово – стать свидетелем рождения новой страны.
═
– Довольно неожиданно было ваше появление в мультике «Шрек-2», вернее, появление вашего голоса, которым вы озвучили принца.
═
– Я благодаря мультику актером стал, а вы говорите – неожиданно. Когда я впервые посмотрел диснеевскую «Белоснежку», мой жизненный путь стал для меня совершенно ясен. Я понял, что хочу быть там, на экране и нигде больше. Я смотрел и просто холодел от ощущения великого таинства. Вообще искусство, и актерство в частности, – это как проституция. Сначала выходишь на панель – страшно, стыдно, что подумают?! Второй раз – уже легче. Третий раз идешь спокойно, как на работу, не волнуешься.
═
– Значит, вы не последователь системы Станиславского?
═
– Да ну что вы! Я и узнал-то о ней только недавно.
