Екатерина Барабаш На протяжении всего Каннского кинофестиваля мы тешили сами себя киндерсюрпризом, который обещал подарить нам дядя Тарантино. Сначала нам было предложено аккуратненько развернуть тоненькую блестящую обертку. Мы так и делали, дисциплинированно посещая все фильмы, невзирая когда на скуку, когда на усталость, порой борясь с собственным непониманием: «Что этот фильм здесь делает и вообще что там происходило на протяжении двух с половиной часов?» Но мы знали, что дальше будет интересно. Дальше, после утомительной, но необходимой разминки в виде гомосексуальных проблем в джунглях (это таиландское кино), ни в зуб ногой непонятной японской анимации и пр. действительно подошло сладенькое. Был шумный и нежный Кустурица, был «2046» Кар-Вая, от которого почему-то томительно ныло в душе, был трагически-духоподъемный фильм «Чистая» Оливье Ассайаса. Мы глотали это не без удовольствия и ждали выкрутасов неугомонного Квентина. Главным сюрпризом киндерсюрприза оказалось то, что там ничего не оказалось. Главная интрига фестиваля – окажется ли Тарантино той поистине демонической личностью, каким его нарисовало здешнее сообщество, – провалилась. Тарантино с видимым удовольствием доказал всему миру, что бородатый Маркс был прав: жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Хотя, наверное, Тарантино просто повезло. Ему действительно очень, до неприлично восторженных воплей понравился «Фаренгейт 9/11» Майкла Мура. На премьере он вместе со всеми скандировал «Ур-ра!!! Долой Буша!!!» и пр., наводя на опасные мысли о возможной победе политики над кино. С другой стороны, тем, кто ждал от Тарантино мальчишеского эпатажа в главной части фестиваля – присуждении «Золотой пальмовой ветви», – следовало бы не упускать из виду, что никогда никакой президент жюри в Каннах ничего не решает сам. Даже вместе с жюри. Здесь, на бульваре Круазетт, молодое изобретение человечества – кино уже давно переплелось в жаркой Камасутре со старой хищной проституткой-политикой, и, похоже, этому альянсу жить до самой смерти одного из них.
Конечно, куда приятнее устраивать политические шоу на теплом берегу ласкового Средиземного моря, призывая себе в союзники обалдевшую от наплыва звезд толпу, охочих до интриг журналистов и раскрученный-перекрученный брэнд Каннского фестиваля, чем в скучной Америке. Слушайте, морские волны, агитатора, горлана, главаря! Слушайте и несите по морям и океанам главный лозунг, суть сути 57-го международного Каннского кинофестиваля: «Долой Буша!» Кино подождет. С этим сюда приехал Майкл Мур, похожий на бородатую Валерию Новодворскую. И, как оказалось, за тем же каждый день поднимался по красной лестнице один из главных хулиганов мирового кино Квентин Тарантино.
Право, трудно сказать что-то плохое про фильм Мура. Даже наоборот – хороший фильм. Местами суперпрофессиональный. Но – таких много. Не про Буша, не про Ирак, но много. Можно только поздравить Тарантино с Муром, что им вдвоем удалось решить вдали от родины кое-какие свои внутренние проблемы. Мур – парень хоть куда. И актер хороший, вот бы Тарантино его к себе в третий том билловой эпопеи взял. Тут по телевизору ток-шоу показывали в прямом эфире, так один совсем уж оголтелый противник Джи Дабл-ю Буша бросился Муру сандалии целовать. Что вы думаете – Мур сделал вид, что не заметил. Марку держал. Когда он на закрытии по красной лестнице вслед за жюри стал подниматься (местная иерархия просчитана уже давно), стало ясно, что ему очень даже светит. А уж когда разглядели, что он в белой рубашке да в галстуке, да еще и в носках (!), стало понятно, что еще и греет. Зато так сыграть изумление, как это сделал он, услышав благую весть о «Золотой пальме», не смог бы сам Лоуренс Оливье.
Да, повезло Тарантино – на елку сел и штаны не порвал. Сочленил политическую обязаловку с доброй волей, дал кому надо и кому хотелось – и герой. Публика, надо сказать, так орала от счастья, что даже немного неловко писать этот текст, скажут опять, что обозревателю «НГ» все равно кого ругать, лишь бы злобиться. Но не так это, поверьте. Просто за кино обидно. С политикой, увы, иногда надо собою делиться, но делать это аккуратно и дозированно.
За правильное политическое решение Тарантино разрешили позабавиться уже по собственному усмотрению. Вторая по значимости Каннская награда – Гран-при – ушла к корейскому фильму «Старый парень», картине, сильно отдающей тарантиновщиной, очень грамотно построенной и острой, как корейская морковь. В общем, конечно, киномакулатура, но на хорошей бумаге. Кстати, этот фильм уже закуплен Россией, и прокатчики решили показать его нам под английским названием – фильм пойдет под именем «Олдбой». Чем мотивировали – выяснить не удалось.
Лучшей актрисой была признана китаянка Мэгги Чун («Чистая» Оливье Ассайаса, также в этом году она засветилась в Каннах в фильме Кар-Вая), лучшим актером – японец Ягира Юя из фильма Коре-Эда Хироказу «Никто не знает». «Лучшему актеру» – одиннадцать лет от роду, и трудно решить с ходу, смешное это решение жюри или просто идиотское. За сценарий получили французы (очень симпатичный фильм Аньес Жауи «Посмотри на меня») – это тоже своего рода обязаловка, французы не должны уезжать из Канн с пустыми руками. Награду за режиссуру увез Тони Гатлиф за картину «Изгнанники» – крепкий фильм на модную нынче тему эмиграции, иммиграции, поисков национальных корней. Специальный приз жюри (престижная, между прочим, награда) поделили между собой таиландский – очень лирический – фильм «Тропическая болезнь» (это тот, где в джунглях солдат любит деревенского парня, потом оба превращаются в разных животных и исчезают в зеленых зарослях) и американская актриса Ирма П. Холл, сыгравшая ту самую старушку, которую следовало убить. В тишине зала было слышно, как от удивления у всех взметнулись брови. Очень трогательно получилось.
┘На выходе из Палэ де фестиваль на пальмах вниз головами в разноцветных париках висели бастующие работники шоу-бизнеса, играли на гитарах и музыкально орали. Орали они, если перевести на русский, примерно следующее: «Нам говорят, чтобы мы убирались отсюда, а зачем нам убираться, когда здесь тепло и можно хорошенько выпендриться?» Впервые за весь фестиваль эти люди не вызвали раздражения┘
Канны
