Екатерина Барабаш
Канны бастуют, звезды на лестнице не появились...
Фото Reuters
Когда организаторы Каннского фестиваля образно говорили, что фестиваль состоится при любой погоде, вряд ли они думали, что природа столь буквально воспримет их слова и ко всей нервотрепке, связанной с профсоюзными бузотерами, добавит холод и проливной дождь.
Сезонные рабочие, грозившие сорвать Каннский фестиваль и перекрывшие дорогу из Парижа машинам с фильмами, сменили гнев на милость и пообещали не портить праздник кино. Правда, не совсем безвозмездно. В ответ на уступку они выторговали у каннских властей и руководства фестиваля право устраивать в Каннах акции – когда им вздумается и какие вздумается. Учитывая, что Канны городок небольшой, а во время фестиваля еще и донельзя запруженный людьми, особенно в субботу и воскресенье, профсоюзы все же могут слегка помешать плавному течению фестиваля. Пока, впрочем, демаршей не наблюдалось.
Зато, вдохновленные, очевидно, опытом регулярно демонстрирующих сезонных рабочих, накануне открытия фестиваля на улицы города неожиданно вышли работники, занятые в гостиничном бизнесе. Поскольку город Канны только означенным бизнесом и живет, можно себе представить, насколько неожиданно кучным оказалось шествие. Напуганные угрозами сезонных рабочих, гостиничные работники вынесли на улицы плакаты «Да здравствует фестиваль!», «Руки прочь от кино!» и т.п. Получилась контрдемонстрация, которая всех насторожила куда больше, чем все предыдущие угрозы, – тут же вспомнили 1968 год, когда из-за студенческих волнений фестиваль отменили в последний момент.
Вероятно, из-за сгустившихся над фестивалем во всех смыслах туч в день открытия на знаменитой красной лестнице звезд почти не было видно. Трудно сказать, всерьез ли испугался Том Хэнкс, которому протестующие сезонные рабочие пообещали вылить на голову краску, действительно ли испугался за свою репутацию Брэд Питт, которого обещали освистать на всю оставшуюся жизнь вперед, но столь желанные здесь голливудские мегазвезды пока не появились.
Открытие фестиваля было в каком-то смысле под стать председателю жюри. Квентин Тарантино – режиссер непредсказуемый, склонный к ерничанью и эпатажу, и начало фестиваля отличалось совершенно не свойственной Каннам сумятицей, правда, заранее срежиссированной. Обычно здесь что открытие, что закрытие напоминают строгий праздник знающей себе цену элиты, всегда все коротко, тезисно, слишком живой юмор не приветствуется, отступление от сценария – тоже. В Каннах до сих пор вспоминают, как несколько лет назад церемонию закрытия вела Софи Марсо, которая по до сих пор не известным причинам вышла из-под контроля режиссера и понесла отсебятину. К сожалению, Марсо не относится к тем актрисам, у которых отсебятина может содержать в себе хоть какой бы то ни было интерес, поэтому девушку засвистали и затопали так, что она потом не являлась в Канны года два. А явившись наконец, вела себя как невеста Христова.
Прибавивший килограммов тридцать Тарантино веселился, как на собственной вечеринке, дурачился, объявляя членов жюри, из которых, кстати, добрая половина – американцы. Члены жюри вовсю подыгрывали собственному «боссу» сначала на лестнице, потом в зале, отчего церемония открытия очень напомнила нашу «Нику». И сразу расхотелось домой.
Но главным героем праздника был все же не Тарантино, а Педро Альмодовар, на которого в этот вечер играли все, включая и самого Тарантино. Фильмом Альмодовара «Дурное воспитание» открылся фестиваль, и это в определенном смысле смелый шаг. В последние годы Каннский фестиваль все больше приглашал на открытие красивые костюмные сентиментальные картины вроде «Фанфана-Тюльпана», «Мулен Руж», «Сибирского цирюльника». И вдруг – трагическая криминально-гомосексуальная драма, без тени знаменитого альмодоварского юмора, тяжелая, запутанная и настолько кричаще интимная, что казалось, будто Альмодовар прилюдно вывернул собственную душу. Он, правда, открещивается от автобиографичности этого фильма. В двух словах – это картина о страшных, разрушительных последствиях ханжеского католического воспитания, когда у учителя под сутаной есть все, кроме смирения плоти, когда педофилия как часть дурного воспитания через много лет возвращается смертельным бумерангом и к развратнику, и к его жертвам. Это первый фильм испанского режиссера, в котором нет женщин, которых Альмодовар, по крайней мере в кино, беззаветно любит и которых считает основой мироздания. Зато есть его любимый мотив, который звучит примерно так: «Жизнь не терпит надругательств над природой и наказывает за них смертью». Особенно ярко эта тема прошла в его знаменитом фильме «Все о моей матери».
Альмодовар, который в свои 56 чудесным образом числится в молодых, появился со всеми своими актерами, играющими в фильме педофилов, гомосексуалистов, трансвеститов и братоубийц. Чем внес более чем живую ноту в церемонию открытия. Потом на сцену стали выходить женщины – любимые актрисы Альмодовара, на разных языках объявлявшие 57-й Каннский фестиваль открытым, целовавшие Альмодовара, Тарантино, друг друга. Тарантино довольно запальчиво заявил, что вообще-то сам фестиваль для него большого значения не имеет, вот каждый отдельный фильм – это другое дело, это интересно, это самоценно. Начало получилось задорным┘
═
Канны
