Екатерина Барабаш В политических традициях – выжидать сто дней после назначения или вступления в должность, после которых только и можно делать первые выводы. Но в случае нового Минкульмаскома и его главы многое видно уже сейчас.
Пока все заявления, сделанные новым министром Александром Соколовым, имеют очень мало общего с реальностью. Можно перечислить по пальцам его программные пункты, некоторые из которых он недавно озвучил публично. Сразу оговорюсь, что не трогаю «политическую» cоставляющую, связанную со СМИ. Речь только о «культурной» ипостаси нового министра. Например. «Наладить культуру в провинции», или, как это называлось при советском строе, «культуру – в массы». Хорошее дело, привычная фраза. Но что именно он хотел этим сказать? Как ее там налаживать, на какие шиши, какими силами?
Или – по поводу его беседы с министром культуры Германии Кристиной Вайс, настаивавшей на возвращении рубенсовской картины «Тарквиний и Лукреция»: «Надо поставить проблему на уровень системного осмысления ситуации». (Еще поди продерись...) Некоторое время назад Соколов уже говорил по поводу реституции, что это не может быть дорогой с односторонним движением. С тех пор что-то уже изменилось, кроме того что владелец «Тарквиния...» Владимир Логвиненко пока не может получить картину из прокуратуры, и неизвестно, насколько вообще ему хотят эту картину отдавать?
Следующий пункт: «бороться с засильем рекламы в художественных фильмах». Отдает ли министр себе отчет в том, что такое рекламные монстры и сколько народу уже сломало о них зубы? Опять слова – и не более. Перечислять можно много, благо за месяц можно выговориться от души. «Памятники культуры нужно спасать всем миром», «Создать условия, чтобы малый и средний бизнес вызвался помогать усадьбам», «Есть дефицит художников высокой пробы, которые могли бы собрать вокруг себя молодежь на основе идей»...
«Журналисты, пишущие о культуре, должны будут проходить соответствующие курсы», очевидно, кинокритики – при ВГИКе, театральные критики – при РАТИ, балетные – при Надирове, музыкальные – при самом министре. Ну это уж вообще какая-то жириновщина от культуры. Впрочем, пока мы тут смеемся, в Гнесинке буквально три дня назад в дополнение к имеющемуся скоропостижно открыли отделение музыкальной журналистики, обучение на котором будет стоить 2 тыс. долл. в год.
«Festina lente»,– уговаривали древние римляне («Торопись медленно»). Александр Соколов торопится быстро – «кредо» летят как из рога изобилия, растворяясь в воздухе. При этом конкретно – ни одного не то что шага (для шагов и впрямь, может, рановато), – вызывает сомнение то, что заявления министра с такими широкими полномочиями подкреплены знанием дела. (Чего стоит, например, публичное заявление, что в России нет архитектуры.) Швыдкой ссорился со Светлановым, пытался забрать у актеров Дом актера, ошибался в кадровых решениях, вынужденно отменяя собственные недавние назначения, но за самыми одиозными его решениями были видны или идеалы, или интересы. У Соколова «размытыми» оказываются сами идеи, порой кажется, будто он хватается за все подряд и во всех своих предложениях (начиная с выбора первого замминистра – главы хореографической академии, которого ни с того ни с сего делают куратором СМИ) попадает впросак.
Пока Александр Соколов, похоже, во власти своего музыкального прошлого. По крайней мере, первым, кому он слегка показал зубы (после рекламщиков и журналистов), стал Большой театр и Московская государственная филармония. Про Большой он высказался в том духе, что там серьезные проблемы, которые надо решать, чем поверг руководство ГАБТа в недоумение. Второй строкой стало его заявление о необходимости скорейшего реформирования филармонии. Надо сказать, что в стране по культурной части есть проблемы куда более болезненные, однако министр сразу взялся за тех, кого по долгу службы знал раньше. Разумеется, сидя в кресле ректора консерватории, он не мог не иметь своих интересов в сфере музыки (речь, разумеется, не только о любви-нелюбви к Моцарту или Шнитке). Источники, близкие к министру, утверждают, что у Соколова есть план создания некой концертной организации взамен филармонии.
Сразу возникает масса вопросов. Например: есть ли реальный смысл в том, что бывший министр Михаил Швыдкой отныне стал завхозом культуры? Ведь, по сути, у Федерального агентства культуры и кинематографии отобрали все полномочия, кроме как быть управделами или, если угодно, хозяйственной частью «культурной» части нового министерства. Как выразился музыкант Александр Соколов, «если стоит настроенный рояль, это не значит, что к нему не надо подходить с ключом», потому что рояль, дескать, можно по-разному настраивать для разных нужд. Михаил Швыдкой не преминул продолжить: «Теперь вот Александр Сергеевич – рояль, а я – ключ», – дав понять, что отныне его функции сводятся исключительно к хозяйствованию.
То есть получается, что культура, вернее, руководство ею, словно разделилась на две части – голову и руки. «Голова» отошла к Соколову и Надирову, руки – к Швыдкому. С «головой» уже успели повстречаться президент и Патриарх, дав понять, что теперь-то культура точно будет под недреманым и всевидящим оком не только власти, но и Церкви. А когда Соколов объявил, что в первую очередь собирается «идти в народ», неся культуру в провинцию, тут же полезла знаменитая триада насчет православия, самодержавия и народности.
Остается гадать, отчего да почему именно Соколов оказался в это время в этом кресле. Возможно, на эту должность понадобился именно такой человек – импозантный, велеречивый, без черных пятен в биографии, склонный к программным заявлениям, не искушенный в аппаратных играх и благодарный за высокое доверие. А пока он будет исполнять представительские и зиц-председательские функции, встречаться с сильными и сильнейшими мира сего – реальную, не всегда видную, не всегда популярную, порой черную, но основную работу будут делать матерые, видавшие виды опытные аппаратчики – Михаил Швыдкой и Михаил Сеславинский. И не зря, может, именно в руках Швыдкого оказалась вся финансово-хозяйственная часть культуры – это только браки совершаются на небесах, а культура вершится на земле. А заодно, кстати, и вопросы сохранения культурных ценностей, и вопросы финансирования кинематографа, и много чего еще земного и реального осталось-таки в ведении Швыдкого.
