Григорий Заславский
Турбины наших дней.
Фото Фреда Гринберга (НГ-фото)
Публика не поймет, если сказать ей, будто задачей или целью новой работы было вывести на сцену новое поколение актеров Художественного театра. Да и какое же оно новое, засомневается информированный зритель, если почти каждый его представитель успел прославиться ролями, сыгранными в других театрах и в телесериалах. Тем не менее: для Константина Хабенского, Михаила Пореченкова, Анатолия Белого и студента Школы-студии МХАТ Ивана Жидкова «Белая гвардия» – дебют на большой сцене МХАТа имени Чехова. На сентябрьском сборе труппы они были представлены как новое пополнение. И для художественного руководителя, занятого комплектованием труппы, конечно, важно было обеспечить новых актеров работой. «Дни Турбиных» – это серьезно: тут не просто роль, тут – высказывание.
Зрелище пока затмевает то, что в Художественном театре принято называть жизнью человеческого духа. Выразительный наклонный помост, стрельба, артиллерийские взрывы, снег, юнкера из личного состава батальона Почетного караула 154-го отдельного комендантского полка московской военной комендатуры, маленький еврейский погром, чинимый петлюровцами, елка с огоньками. Все это, конечно, производит впечатление.
Но ансамбля пока нет. Хабенский с Пореченковым играют сами по себе, не успевая освободиться от каких-то внесценических, но, вполне возможно, художественных забот, другие – сами по себе, отдельно – военные, отдельно – «мирные». Может быть, что-то не так в самой пьесе, и прежде не казавшейся идеальной?
Почему в Малом театре к Сергею Женовачу успех пришел с первой попытки, почему во МХАТе имени Чехова той же слаженности добиться не удалось?
Может быть, потому что Малый – это Малый, а МХАТ – это МХАТ, потому что Женовач умеет собрать и укрупнить достоинства сыгранной труппы, но его манера – точно так же – высвечивает и то, что противостоит сыгранности и ансамблю?
Стоит, наверное, напомнить, что ансамбль – это не когда все играют одинаково (например, одинаково хорошо), это – сочетание неравных, не похожих друг на друга величин. В «Днях Турбиных» сочетаемости почти нет, дуэт – большее, на что пока хватает ансамблевых усилий актеров. То, что не удается выразить словами, доигрывают напряжением мускулов и жил.
Помост, который по воле сценографа Александра Боровского (художник по свету – Дамир Исмагилов) поднят дыбом, конечно, уже не вернется в горизонтальное положение (а жаль, от него тоже ждешь каких-то перемен), а вот все остальное, хочется думать, со временем станет на свои места. А пока, следовательно, – находится в процессе становления.
Декорация младшего Боровского – в которой накренившаяся улица с останками разбитых фонарей «скатывается» к единственному в спектакле обжитому углу, краю сцены, в котором и спальня, и гостиная Турбиных, – одновременно и проясняет режиссерский замысел, и диктует манеру и порядок игры. Жизнь на сквозняке (в начале спектакля между кроватью и роялем в доме Турбиных удается рассадить целый взвод напевающих что-то юнкеров). Никаких кремовых штор, которые, вероятно, прибредились здешнему Лариосику (Александр Семчев).
Ясная сценография позволяет рассчитывать на такую же ясность в актерской игре. Но ее-то и нет. Спектакль вроде бы не о революции. И не о гибели благородных идей и людей. И не о гибели мещанского уюта, что, пожалуй, более всего угнетало и мучило Михаила Булгакова. И гвардии, имя которой вынесено в заглавие, тоже нет. Ни белой, ни какой другой.
Видя, как актеры выходят на какой-то эмоциональный предел, начинаешь сомневаться в том, что верно само назначение, что Хабенский может сыграть старшего Турбина, полковника-артиллериста, а Пореченков – Мышлаевского (заключительный монолог о великой России никак не вяжется с образом пристрастившегося к бутылочке офицера, скорее советской, нежели царской армии), что Владимир Тальберг – Валерий Трошин – не просто трусливый предатель, но еще и полковник генштаба и вообще, прошу прощения, не мальчик, но муж.
Между тем рядом – несколько удач, среди которых одна – несомненная: наверное, Булгаков не подозревал, что Шервинский (Анатолий Белый) может быть не просто жуиром и бонвиваном, но совершенно лишенным какого бы то ни было штабного и любого иного цинизма героем, любовь которого к Елене (Наталья Рогожкина) искренна и глубока, а обманы и фантазии – кажутся милыми и обаятельными. В роли Николки удачно дебютировал Иван Жидков, а Александру Семчеву удалась вроде бы не предназначенная ему роль Лариосика. Старание пересилить, выйти за рамки уже ограниченного, определенного ему амплуа дает свои плоды, так что нелепость его Лариосика в конце концов вызывает сочувствие.
Традиционный, естественный интерес Женовача не к историческим потокам, а к человеческим токам, к трепету жизни не в толпах, а в одинокой человеческой душе – здесь, в «Днях Турбиных», оборачивается особенным вниманием к «случайным» героям, их бытовым «вкраплениям», – к тем, которые не на полях сражений, а напротив, всеми силами желает обособиться от этих сражений и полей. Запоминается, например, колоритный Владимир Кашпур, играющий Федора, камер-лакея, или Виктор Сергачев – в роли строгого гимназического сторожа.
Жаль, что режиссер не стал искать какого-то специального решения утешительным монологам оптимистического – советского – финала «Турбиных». Их смысл за прошедшие 80 лет не стал веселее. Скорее наоборот: нетрудно вообразить, как сложится советская биография патриотически настроенных офицеров. А наша новая Россия – разве новее старых всех?..
Конечно, стол есть стол, хоть так его поставь, хоть – ножками кверху. Придет время, все вернется в нормальное свое состояние, успокаивают нас со сцены. Хочется верить.
