В спектакле Шарля Рубо сюжет «Ариадны...» смешан с историей постановки соответствующей оперы в театре середины прошлого века.
Фото ИТАР-ТАСС
В начале февраля размеренную оперную жизнь Петербурга взволновали две сенсации кряду. Правда, если не считать возвращения на Мариинскую сцену Ульяны Лопаткиной и участия в двух январских спектаклях теперь уже дивы мирового масштаба Анны Нетребко. Что до сенсационности, то она во всем своем скромном великолепии явила себя на второй оперной премьере Мариинского сезона – опере Рихарда Штрауса "Ариадна на Наксосе" и в концертной реконструкции оперы Джузеппе Сарти "Армида и Ринальдо" в Эрмитажном театре в рамках фестиваля "1000 и 1 концерт". В последней принимали участие солисты Академии молодых певцов Мариинского театра и дирижер Михаил Синькевич, который управлял оркестром Государственного Эрмитажа. Оба продукта засвидетельствовали неутраченный потенциал забытых (или, точнее, так и не узнанных шедевров) и предъявили благосостояние по-прежнему преуспевающей Мариинки.
Премьеры обеих опер почему-то хочется обсуждать на языке финансово-экономических отношений – актуальный контекст обязывает? Или в самих операх изначально заложена высокая меновая стоимость? После услышанного возникло ощущение, как будто только что пришлось отсмотреть экспонаты какой-нибудь крупной золотопромышленной или ювелирной выставки. Как доказательство того, в финале "Ариадны" прямо на сцене прогремел серебряно-золотой фейерверк. Причиной такого ощущения стал, вероятно, эффект новизны, которая, как известно, есть мощный коммерческий фактор. Штраус с его неукротимым желанием создавать избыточно красивые симфонические структуры мог бы быть и ювелиром. Ну а придворного композитора Екатерины II Джузеппе Сарти ювелирному "компонированию" учили сызмальства: для царей пишешь. Опера Сарти – антиквариат в чистом виде. Опера Штрауса, в общем, тоже антиквариат, но стилизованный и нежно инкрустированный в более прочную раму из современных материалов, но в российских условиях тоже эксклюзив. Старина и в опере Штрауса, и у Сарти основывается на мифе – вечном двигателе экономики искусства.
"Ариадну на Наксосе" поставил француз Шарль Рубо вместе со своей командой, тем самым показав в Петербурге уже четвертую свою работу. После удручающе неинтересного "Самсона и Далилы" новый спектакль порадовал остроумием визуальных решений. Постановка "Ариадны" стала переносом спектакля, сделанного в 2002 году для Марсельского театра. Прослывший режиссером-аккуратистом, Рубо и на этот раз продемонстрировал право текста на самодостаточность и умение незаметно – чисто символически – этот текст иллюстрировать. Математический расчет в построении геометрического конфликта в сценографии незаметно производил "кассовые операции" с интригой оперы, в то время как певцы в свое удовольствие демонстрировали феерические вокальные кунштюки. У Рубо опера Штрауса, предвосхищающая постмодерн с его тотальным квазицитированием и аллюзиями протекала в строгих формах рацио. Флегматичный режиссер показал себя формалистом в хорошем смысле – без сдерживающей буйство композиторской фантазии рамки колонн мозаика мотивов могла бы рассыпаться. Между тем Штраус в канун заката Европы собрал под своды своего театра трагедию и комедию, высокое и низкое, Вагнера и Моцарта, время и вечность, мужское и женское в андрогинной фигуре Композитора – одним словом, хотел изжить смерть, на которую напрасно обрекла себя Ариадна, дождавшаяся-таки в финале прекрасного Вакха. Для подобных операций со временем опера была идеальным местом. Метаморфозу финала Рубо показывает, меняя местами свет и тьму переднего и заднего планов.
Сложная опера Штрауса стала идеальной возможностью показать свои силы новой плеяде молодых голосов. В роли Вакха выступил тенор Август Амонов, одно из лучших приобретений театра за последнее время. Партии Примадонны и своеобразной анти-Примадонны пели Милана Бутаева (Ариадна) и Анастасия Беляева (Цербинетта). Феноменально легкая, воздушная и вместе с тем невероятно теплая колоратура Беляевой на несколько мгновений словно бы вызвала к жизни призрак Элизабет Шварцкопф, поселив в сердцах меломанов большую надежду. Украшением «Армиды и Ринальдо» были европейской выделки сопрано Елены Горшуновой и Ларисы Юдиной и тенор Дмитрия Воропаева, исполнивших антикварную оперу в лучших традициях современного музыкального перфекционизма.
Санкт-Петербург