Майя Крылова
Ставя очередной бессюжетный спектакль, Итцик Галили, по его признанию, словно капает каплю воды в уже полную чашку.
Фото Артема Чернова (НГ-фото)
- Господин Галили, название вашего спектакля наводит на мысль о выполнении социального заказа, добровольно взятого вами на себя.
- Это балет о том, что насилие делает с людьми. Это указующий перст, направленный на любое общество, где насилие торжествует. Война не показана буквально. Напрямую задействованы только ваши чувства. И я говорю, что каждый человек должен искать в себе вторую сторону. Приведу пример. Этим балетом мы завершали большой театральный фестиваль в Германии. После спектакля нас пригласили на ужин немецкие студенты. Вдруг встает какая-то женщина и со слезами в голосе говорит: ваш спектакль - произраильская точка зрения. В ее речи слышался арабский акцент. А с другой стороны встает мужчина, тоже очень расстроенный, и произносит абсолютно противоположную вещь, что-то о моем сочувствии палестинцам. Каждый из них слышал только себя, болел только своей болью. Эти люди мыслили односторонне и не чувствовали агонии всего общества. Мне бы хотелось расширить такое узкое мышление.
- Вы поставили программно антивоенный спектакль, вы делаете манифест, вы агитируете. Не мешает ли это собственно танцу и вообще искусству?
- Когда вы делаете что-то с большим чувством и очень верите в свою работу, можно достигнуть даже не двух целей, о которых вы упомянули, - лозунг и художественное качество, но попасть и в третью цель: метафорически раскрыть внутренний мир художника. Чего я точно не могу сделать, так это добраться до зрительского внутреннего мира. Но я могу попытаться задействовать ваши эмоции и ваш интеллект. Я как бы протягиваю руку и вытаскиваю вашу душу наружу, чтобы вы попробовали взглянуть на себя со стороны.
- Получается, что израильские хореографы фактом своего рождения как бы обречены на политизированное искусство.
- Премьера балета состоялась через месяц после событий 11 сентября в Америке, и некоторые журналисты написали, что наш спектакль - это конъюнктурный отклик ради наживы. Вот это самое ужасное, когда возникают такие версии.
Поверьте, в Израиле хореографы ставят совершенно по-другому, не так, как я. Мой балет - это глубоко личная работа, не инспирированная никаким абстрактным долгом, не производная от моих генов. Я вообще не люблю, когда в разговоре об этом спектакле меня упоминают как израильского хореографа. "Во имя всего святого" - постановка, в принципе отвлеченная от палестинского кризиса, и место действия не имеет буквального значения. Вы можете думать о Балканах, где бушевала ужасная война, или о ситуации в Стране Басков в Испании.
- Какие требования вы предъявляете своим танцовщикам?
- Их техника должна быть высочайшей, прежде всего не в ногах, а в их головах. Их танец должен казаться диким, неприрученным. Мне все равно, откуда они пришли ко мне - из какой-то престижной компании или с улицы.
- Кто ваш потенциальный зритель? Те, кто против войны, - они уже против, их агитировать не надо. А "ястребов" и фанатиков балетом не проймешь.
- Конечно, я не думаю, что могу дать людям больше, чем они хотят получить.
- Но вы всерьез думаете, что искусство может покончить с насилием?
- А вы считаете, что политики могут это сделать? Лично я верю, что в этом могут помочь женщины. Чем больше их будет стоять у власти, тем лучше может стать наш мир. Женщины относятся друг к другу с большим сочувствием, чем мужчины. Когда женщина достигает какого-то высокого положения в обществе, почти всегда это ее личная заслуга, в то время как мужчины часто делают карьеру с помощью насилия. Но все, что я сейчас сказал, не направлено против мужчин и не должно оскорблять мужское самолюбие.
- Есть такая расхожая фраза: "Когда говорят пушки, музы молчат". Вы согласны с этим?
- Первый раз слышу такое выражение. Но я сам был солдатом. Молодежь на войне не так боится смерти, как старшие, потому что мальчишкам и девочкам трудно вообще представить свою кончину. Но при всем том мы с товарищами постоянно изобретали какие-то шутки с черным юмором. Нас спасал цинизм, им мы отгораживались от войны. В этом смысле ваша фраза права. Но мой случай демонстрирует и обратное: работа мысли не прекращается никогда.
- Для антивоенного балета нужен специальный хореографический язык?
- Вы не можете оценить по достоинству первый поцелуй, пока вы не испытаете второго. То же самое можно сказать о танцевальных языках. В природе людей все разделять на категории, но про меня трудно сказать что-то окончательное. От спектакля к спектаклю я каждый раз меняюсь. И если б я писал книги, они каждый раз выходили бы под разными именами. Мы похожи на доктора Джекила и мистера Хайда из повести Стивенсона, у нас у всех несколько личин. И разнообразные хореографические языки помогают раскрывать эти личины. У меня был такой случай. Я работал в Национальном балете Нидерландов, и там меня попросили сделать абстрактный балет на пуантах: "Ты, Итцик, очень многогранный, можешь сделать все что угодно". Я согласился, но делал эту работу с внутренним ироническим безразличием. Ставя очередной бессюжетный классический балет, я чувствовал, что становлюсь похожим на человека, который капает каплю воды в чашку, уже полную до краев. В этой работе я начисто проигнорировал свой внутренний мир, не вкладывал никаких чувств, просто ставил спектакль, в котором никто не дотрагивается до пола, а танцовщики не касаются друг друга. Это было чисто архитектурное освоение расстояния и пространства. Но вот парадокс! Результат мне очень понравился. Если так получаются шедевры, то я согласен еще не раз уйти от себя.
