Майя Крылова Как только утих моралистический скандал, связанный с балетом "Благовещение", стало возможным вычленять хорошие, средние и плохие спектакли фестиваля "Гран-па" исключительно по критериям художественного качества. И сразу выяснилось, что откровенно плохих балетов на фестивале не было вовсе, а хороших и отличных - по паре штук. Что в итоге выводит "Гран-па" на уровень серьезного проекта.
Пока же выступления израильского "Кибуца" и британского "Рамбера" показали, что зарубежный современный балет вовсе не погряз в одних лишь концептуальных проектах, выталкивающих из себя само понятие танца. Мотивы для создания балетов могут быть самые разные. "Кибуц", например, и вовсе отталкивается от политики. В спектакле "Screensaver" смешаны компьютерная графика ("третьего тысячелетия", с гордостью повествуется в программке), видеопроекции с документальными кадрами повседневной жизни воюющего Израиля, мускулистые полутанцы-полузарядка тацовщиков обоих полов на постелях. И две символические фигуры: некто зловещий в сером скафандре (бог войны? палестинский террорист?) и ясная девица в белом (душа Израиля?), неторопливо раскатывающая по полу длинный бумажный рулон, похожий на свиток Торы. Безусловно, можно понять и принять мотивы, вдохновившие хореографа Рами Беира на этот монотонно длинный балет. Но в России, где подобное искусство насаждалось десятки лет, проблемы назидательных спектаклей особенно бросаются в глаза. Горячую любовь к родине художнику надо еще преобразовать в формы искусства, которое всегда противится лозунгам. Иначе получается не театральный проект, а отанцованный государственный флаг, патриотически трепещущий на ветру.
Пожалуй, самой интересной оказалась фестивальная программа Рамбер-балета. Старейшая танцевальная компания Великобритании и оправдала, и опровергла это звание. Оправдала ретроспективой из трех спектаклей, самому старому из которых, "Танцам призраков", уже сорок лет. Балет Кристофера Брюса создавался в эпоху расцвета модерн-данса, когда тело танцовщика уже научилось повествовать миру не о гармонии, как это делал балет классический, а о тревогах этого мира. Но по инерции прошлого тело еще нуждалось во внешней причине танца, будь то музыкальная партитура или сюжет. В данном случае поводом стали южноамериканские индейские мелодии и размышления хореографа о бренности, а способом решения - кажущиеся ныне очень простыми танцы людей и демонов смерти в страшных масках. Рядом с этим добротным, красивым, но уже старомодным балетом "Рамбер" показал два головокружительных опуса, которые сразу заставили забыть о словах "старейшая компания" и вывели гастроли на суперсовременный уровень. Тончайшие "Мимолетности" под Прокофьева, цикл музыкальнейших, коротких, как афоризм, миниатюр хореографа Ханса ван Манена, ничем, кроме одного, не похож на блистательное "Предчувствие" Уэйна Мак-Грегора, поставленное под минималистскую музыку. Но как раз то "одно", что связывает оба балета, и есть самое важное в современном танце. В нем тело не выражает ничего и никого, кроме самого себя, но уж здесь-то оно стремится добраться до самых глубин телесности, в молниеносных импульсах танца обнаружить и превзойти собственные резервы скорости, энергии и ощущения пространства.
...Гала-концерт, завершивший фестиваль, порадовал трогательным финалом, в котором в общем танце братались зарубежные участники фестиваля. И огорчил первым отделением, где танцевали московские и питерские артисты. Конечно, было интересно увидеть новую московскую балерину Светлану Захарову, которая с этого сезона оставила Мариинский театр ради Большого и открыла концерт своей роскошной одалиской из "Шехеразады". Но другие участники (кроме Дмитрия Белоголовцева - Квазимодо из "Собора Парижской Богоматери"), кажется, еще не оправились от летних отпусков. Впрочем, все это показалось неважным, когда на сцену вышли солисты "Балета Прельжокажа". В двух отрывках из "Ромео и Джульетты" они заставили обозревателя "НГ" привставать с кресла от зрительского волнения. Было приятно кричать "браво" исполнителям этого шедевра. И дай бог Большому театру, который в новом сезоне собирается ставить новаторский для себя балет, "Ромео и Джульетту", без танцев на пуантах, как у Прельжокажа, - достичь такого же пронзительного уровня.
