Опера из Латвии - окно в Европу

Гастроли Латвийской национальной оперы порядком освежили застоявшийся воздух московской оперной жизни подлинно европейским дыханием. Рижане привезли две оперы: шлягерно-имперскую "Аиду" Верди и раритетно-гурманскую "Альцину" Генделя. Столь совершенных в культурном и эстетическом отношении спектаклей, какой была рижская "Альцина", мы долго не дождемся у нас в Москве, если Большим театром не будет продолжена "европейская" линия, начатая "Похождениями повесы" и сценической частью "Руслана". Только тогда у нас есть шанс приблизиться если и не к Европе, то хотя бы сначала к оперной Прибалтике. При нашей бедности нам нечем чваниться. Передававшаяся в те же дни телетрансляция с фестиваля "Звезды Белых ночей" мариинской "Пиковой дамы" под управлением Гергиева в сравнении с культурным перфекционизмом той же "Альцины" показалась прикосновением к чему-то гораздо более провинциальному по духу.

Рижская опера всегда славилась и голосами, и репертуаром, и традициями. Здесь в качестве оперного капельмейстера Немецкого театра отсиживался молодой революционер Вагнер, начавший в Риге своего "Летучего голландца". Премьера именно этой оперы в 1919 году обозначила официальное основание ныне существующего Латвийского оперного театра, единственного в стране. Вагнер здесь шел всегда в изобилии, даже в советское безвременье. Латвия была единственной республикой СССР, где в идеологически выдержанные годы каким-то образом шли "Саломея" и "Питер Граймс", "Турандот" и "Макбет". А какие легендарные голоса были: Жермена Гейне-Вагнер, Мильда Брехман-Штенгель, Эльфрида Пакуль, Карлис Заринь┘ Не уронили этой планки и последующие поколения.

Новый виток в истории ЛНО начинается после реконструкции (пять лет до 1995 года театр был закрыт). С приходом молодого директора Андрейса Жагарса, известного актера театра и кино, режиссера и управленца самой прогрессивной волны театр на всех парусах устремился к новым берегам, благо рубить пресловутое окно в Европу в изменившихся политических условиях уже было не надо.

"Аида" без фикуса

Опера слонов, пирамид и бутафорских триумфов - на корню заезженная "Аида" из тяжеловесного вампучного шоу у рижан превратилась в тонкую, камерно-интимную, но не психологическую, а скорее минималистскую драму в духе Боба Уилсона. Никаких африканских страстей - все элегантно, холодновато, сдержанно. Все триумфальные и массовые эпизоды режиссер Мара Кимеле сделала на удивление просто и скромно. И только лишь Амнерис как истая нэпманша-буржуазка позволяет себе резкие экстравагантные выходки и эпилептические телодвижения, а в дуэте-мышеловке с Аидой, одетая в тюрбаны и шелка, эротически возлежит в компании "горячих" нордических мачо в набедренных повязках.

В "Аиде" наш глаз по привычке готовится к пальмам, фикусам и беспределу сусальной пестроты, но художник Ильмарс Блумбергс обманывает такие ожидания - и это, наверное, главное впечатление спектакля. Египтяне у Блумбергса красные, пленные эфиопы - темно-зеленые, Радамес - золотистый, Аида - васильково-синяя. Лица у всех тоже выкрашены в разный цвет. Весь этот гербарий помещен в разрисованные движущиеся глыбы и освещается нашим главным "световиком" Глебом Фильштинским. А в финальной сцене просветленного умирания наш взор, у многих влажный, застилают тысячи жуков-скарабеев, размноженных светопроектором.

Маэстро из дружественной Литвы Гинтарас Ринкявичус не сторонник гипертрофированного драйва, который так любят "металлисты" Мути или Ливайн - играя Верди, он лепит очень деликатную "Аиду" суперлегкой весовой категории. Ей ощутимо не хватает сочности оркестровых красок и реактивности темпов, зато музыки очень много. Аиду поет лирическое сопрано Инесса Галанте, спустившаяся с колоратурно-белькантовых небес на драматический репертуар, - утонченность фразировки, великолепное филирование звука и безупречное владение искусством тихого пения втройне искупали недостаток децибел в голосе. Просто проорать Аиду куда проще и скучней - этого нам и в родном Большом театре хватает, да и в Мариинке. Почти сопрано литовки Инессы Линабургите гарантировало ей беспроблемный штурм всех эверестов партии Амнерис, но лишало ключевой образ оперы, которую Верди первоначально хотел назвать именем дочери фараона, эффектного демонизма и колоритных низов. Жесткий тенор сценически скованного корейца Уоррена Мока не назовешь красивым, но вокальный Радамес сделан у него на уровне, за исключением сильного акцента в итальянском. Добротно, но холодно отстраненно доложил партию Амонасро маститый Самсон Изюмовс.

Превращение мальчика в мужчину

"Альцина", поставленная остроумной немкой Кристиной Вусс в русле европейской неоклассики, красота сценографии Андриса Фрейбергса, барочный колорит оркестра, ведомого Андрисом Вейсманисом, и, конечно, местная Беверли Силлз - Сонора Вайце (перед которой дирижер на поклонах даже встал на колени) вызвали дружный возглас восторга в зале. Когда Альцина, брошенная Руджеро, впервые плачет - экспрессия певицы, ее умопомрачительные скачки из регистра в регистр, а также капающие слезы в оркестре были увенчаны бурной овацией. Конечно, не все вышло идеально в стилевом и исполнительском отношении, некоторым голосам не по силам колоратура, кто-то не выдержал интонационной чистоты - латыши еще учатся петь Генделя (а мы так и вовсе не начинали).

Записные меломаны помнят эту оперу о коварной ариостовской волшебнице, заманивающей рыцарей на свой остров, по давним гастролям театр "Эстония", когда сестер Альцину и Моргану пели Маргарита Войтес и Ану Кааль, кто-то видел женевский спектакль с Арлен Оже на видео. Но, наверное, все согласятся, что в постановочном отношении рижский спектакль лучше их, вместе взятых. Сделан он в стиле старинного жанра оперы-балета (пластика - Агрис Данилевичс, барочные танцы - Джейн Джинджел), но при этом ультрасовременно, можно даже сказать, клипово. Один из таких клипов - превращение мальчика Оберто в мужчину, когда пропевший почти весь спектакль вполне квалифицированным контртенором Александр Антоненко вдруг оказывается в последней арии приличным тенором. Рижская "Альцина" настоящее пиршество для глаз и ищущего интеллекта.