Арабески из колхоза

Впервые балет "Светлый ручей" был показан в Ленинграде в 1935 году. Хореограф Федор Лопухов и сценарист Андриан Пиотровский задались целью воспеть "праздник колхозной жизни". Либретто основывалось на смычке города с деревней: в зажиточный кубанский колхоз "Светлый ручей" приезжала бригада артистов из столицы, между горожанами и сельчанами возникали интрижки, множилась веселая неразбериха. Все заканчивалось общим танцем, славящим радость жизни в советской стране.

На гребне успеха балетную комедию затребовали в столицу и поставили в Большом театре. Как гласит легенда, однажды на "Светлый ручей" пришел Сталин. Спектакль ему не понравился. На следующий день в "Правде" появилась разгромная статья "Балетная фальшь", в которой досталось и композитору Шостаковичу (музыка "бренчит и ничего не выражает", а в балете о народе нет связи с народными песнями), и хореографу (незнание жизни плюс невнимание к народными пляскам). С тех пор Шостакович зарекся сочинять балеты, а Лопухов впал в многолетнюю немилость.

Спектакль, естественно, исчез с афиши. Но, как оказалось, не навсегда. В апреле на малой сцене Большого театра состоится премьера новой версии "Светлого ручья". Его ставит Алексей Ратманский - гражданин Украины, солист Датского Королевского балета и успешный хореограф. Спектакли, сделанные им для Нины Ананиашвили и Мариинского театра, получали награды "Золотой маски" как лучшие балеты, а в последние годы Ратманский признан хореографом международного масштаба: его приглашают ставить в Копенгагене, Стокгольме, Сан-Франциско и Нью-Йорке. О новом "Светлом ручье" хореограф рассказал обозревателю "НГ".

- Алексей, несколько лет назад вы мне говорили, что хотите поставить балет "Алиса в Стране чудес". Почему вдруг взялись за "Светлый ручей"?

- "Алиса" - моя многолетняя мечта, но я еще не нашел подходящую музыку. А гениальная партитура "Светлого ручья" давно меня привлекала. Постановку балета я обговаривал еще с Геннадием Рождественским, когда он возглавлял Большой театр. Рождественский первым в мире записал музыку Шостаковича на CD. Новое руководство Большого приняло проект без возражений. Ведь "Светлый ручей" - часть истории ГАБТа.

- Вы заявили, что ставите спектакль всерьез. Но, учитывая тематику балета, так мог бы сказать художник, живший в эпоху "отца народов" и от всей души разделяющий соответствующую эстетику. А сегодня даже упертый сталинист ничего не сможет сделать с балетом про колхозное счастье: как бы правоверно он ни сочинял, получится кич...

- Ставя "Светлый ручей", я следую Шостаковичу и либретто. Для меня тут нет двух вопросов. Есть изумительная музыка с очень выразительными характеристиками персонажей, есть сюжет - любовный водевиль с переодеваниями. Такой жанр имеет давние корни в балете: вспомните "Тщетную предосторожность" и "Коппелию".

- Так вы хотите сделать стилизацию "сталинского ампира"?

- Честно говоря, мне трудно рассуждать о медведе, который не убит.

- Ладно, давайте вспомним, что говорили авторы первого "Светлого ручья": они создавали "социально значимый балет", заодно высмеивая "искателей красивой жизни" и пережитки дореволюционного прошлого. Вот это у них и называлось - сделать всерьез.

- А я думаю, что для Лопухова главное было совсем не это, а развертывание хореографических форм. И Шостакович был доволен своей музыкой, он увлекся задачей и сделал то, что хотел. "Светлый ручей" не стал для композитора прикладной работой на социальный заказ. Поэтому, получив такого уровня партитуру, Лопухов был счастлив заняться своим ремеслом. Но время было запутанное, и постановщик говорил то, что от него требовали.

- То есть ожидаемый от вашей постановки стеб по поводу сталинского пропагандистского искусства вас ни в каком виде не интересует?

- Стеб, пожалуй, есть, но в небольшой степени, очень культурно. Мне больше хочется добиться искреннего оптимизма, широты и энергии - того, что есть в музыке.

- Критик Соллертинский в рецензии на "Светлый ручей" назвал его либретто "летней провинциальной халтурой"...

- Наверное, он тоже смотрел на балет с точки зрения настоящего советского спектакля. На самом деле либретто очень театральное, оно сделано весьма профессионально.

- У вас сохранятся все наивные хохмы сценария? Там собака ездит на велосипеде и маршируют овощи...

- Ага. Это те моменты, которые меня наиболее привлекают.

- А как артисты воспринимают, что после балетных принцев и эфирных созданий им надо перевоплотиться в доярок и комбайнеров? Наверное, хихикают на репетициях?

- Да уж не рыдают. А те, у кого трудности с перевоплощением, - не участвуют.

- Героиня спектакля, колхозница Зина, когда-то училась балету. Когда в колхоз приезжает профессионалка, ее бывшая подруга по балетной школе, выясняется, что Зина танцует не хуже подруги и за годы, проведенные на селе, не потеряла ни формы, ни навыков. С точки зрения профессии классического танцовщика это нонсенс...

- Вы опять хотите соответствия жизненной правде. Ну хорошо. По либретто Зина организовала в колхозе кружок самодеятельности. Значит, там она и поддерживала форму. Я не знаю. Может, она по ночам ходила заниматься у балетного станка. В нашем балете доярки танцуют, как балерины. Или почти как балерины.

- Лопухов считал возможным использовать классический танец для балета о советской жизни. А у того же Соллертинского "совслужащий, лихо вращающийся вокруг собственной оси", вызывал издевательский хохот. Как вы решаете проблему адекватного хореографического языка в таком балете?

- История показала, что Лопухов был более прав, чем критик.

На самом деле все равно, совслужащий это или Ромео. И тот и другой - люди, а эмоции у всех людей одинаковые.