Майя Крылова Обменные гастроли Большого и Мариинского театров особенно приятны тем, кто любит лелеять собственные стереотипы. Показали в Питере два балета из Большого - и некоторые критики, страдающие там неумеренным театральным патриотизмом, с чувством глубокого удовлетворения принялись пестовать сладостное чувство: уж где-где, а в балете Петербург "столичней" Москвы. Для счастья нужно совсем немного: обозвать московский балет неотесанной деревенщиной (по сравнению с рафинированностью Мариинской труппы). Привезли в Большой театр питерскую трактовку балета "Манон" - и столичные знатоки старого закала, как и следовало ожидать, осудили петербуржцев за недостаток эмоций: по ходу действия добро побеждает зло (или наоборот), а эти балерины из Мариинки просто танцуют. А где огонь страстей и душа нараспашку?
Балет "Манон" (по старинному французскому роману аббата Прево) был поставлен Кеннетом Макмилланом в Лондоне. И, на мой взгляд, этому английскому спектаклю очень идет легкая сдержанность исполнения. Можно рассматривать ее как дань легендарной британской невозмутимости и британской манере танца, можно разыграть это как налет патины времени: восемнадцатый век виден словно в дымке. А чувственный раздрай противопоказан балетной мелодраме "Манон": зрелище немедленно превратится в кафешантан. Сказанное не исключает проработку деталей и вкус к нюансам. Наоборот, это необходимо в спектакле такого типа - повествовательно-драматическом, обогащенном (даже чересчур) мелкими подробностями поведения, разнообразными жестами, вплоть до бытовых, и массой скрытых ловушек для исполнителей, включая умение органично носить громоздкие костюмы под старину и по-дворянски манипулировать шпагами.
Мариинские артисты, почти провалив накануне балеты Пети, чувствуют себя как дома в "Манон". И кто бросит камень в органичного Максима Хребтова в образе Леско - беспутного сводника, пьяницу и любящего брата? Или сможет найти хоть слово против искусства Наталии Сологуб, которая еще вчера, в партии Кармен, казалась окаменевшей от испуга перед трудной задачей обольщения, а здесь, в роли любовницы Леско, жарко кокетничала, легко танцевала и блистала от рыжей макушки до подола зеленого платья. Вот только крупнотелый Илья Кузнецов, небрежный в классике и по московским, и по питерским меркам, выламывался из элегантной точности хореографии Макмиллана, но все равно был незаменим на сцене. Какой еще кавалер де Грие мог бы так уверенно взваливать на плечи и замысловато крутить в поддержках свою возлюбленную, если ее танцует (иногда с "пробелами" в хореографическом тексте партии) высокая и сильная Светлана Захарова? И зачем этой балерине подпорки в натурализме горестей и любовей, если ее величавый танец глубинно самодостаточен?
...Странно, что балет "Манон" некоторым кажется скучным и старомодным. На вечере Мариинского театра еще раз понимаешь: дело не в том, старый это спектакль или новый, сюжетный или "абстрактный", авангардный или традиционный. Скучен и старомоден лишь тот балет, который плохо танцуют.
