Просветления Удальцовой

Из всех амазонок русского авангарда 10-30-х Надежда Удальцова отличалась девичьей гибкостью. Она восторженно отдавалась новым европейским веяниям. И один раз отдавшись выбору, фанатично его отстаивала. Отучившись в парижской мастерской Ля Палетт, привезла в Москву кубизм раннего Пикассо и немедленно возвела его в квадратную степень конструкций Татлина. Затем стала соратницей Малевича, подготовила для него сборник "Супремус" и массу графических композиций, но после нескольких деспотических выходок отца-основателя с досады записала в 19-м году: "С супрематизмом покончила. Больше с ними не выставляюсь".

Когда во ВХУТЕМАСе в 20-е годы разгорались споры насчет того, чтобы сбросить живопись с корабля современности, Удальцова в пику радикалам вывешивает над своими картинами рукодельный плакат "Комната профессионалов живописи". Как раз в это время намечается ее творческий и семейный союз с Александром Древиным, а вместе с ним и возвращение к классике: к пейзажу, к цветописи и к отвлеченной философии. До тех пор пока саму Удальцову вместе с оппонентами и друзьями не выкинули с корабля, отлучив от всех официальных учреждений (супруг ушел из дома в 38-м и не вернулся - до своей кончины в 58-м она не хотела верить, что он расстрелян).

Ретроспектива на Неглинной - зале, специализирующемся на авангарде, - последовала почти сразу за шумной экспозицией игральных карт соратницы Удальцовой Ольги Поповой. Кажется, две выставки повторяют знаменитый проект Музея Гуггенхайма - каждой женщине-авангардистке свою нишу. Но в отличие от американского проекта с подчеркнуто феминистским уклоном (были ведь женщины в русских селеньях!) галерея Марины Лошак задумала игру потоньше и для своего зрителя.

Попова, например, получилась чуть не гадалкой и провидицей: каждая ее картина - ребус, где зашифрованы друзья и коллеги. Удальцова, в свою очередь, представлена далеко не только кубизмом, абстрактной графикой и небрутальными супрематическими опытами (самый ее знаковый товар). Из семейных архивов вынуты детские рисунки цветными карандашами: королевичи и принцессы, семейные праздники, обстановка комнат глазами гимназистки. То, что рисовали тысячи старорежимных девочек, но ни одна и не думала, что предугадывает примитивизм и "Бубнового валета".

Вслед за детством неожиданно идут поздние (после супрематизма) вещи: серия начала 30-х, создававшаяся во время путешествия с Древиным на Алтай и в Армению. Поздняя графика откровенно отсылает к Ван Гогу и Сезанну, если вообще не к буддийской Шамбале: человек на фоне вечной природы, горы и кони, только иногда, как шаманский ритуал, подъем флага над свежесрубленным сельсоветом. Удальцова заявляет о себе как типичный европейский модернист. Если не сказать больше - как просто художница без феминистских претензий.

Ситуация, когда в 10-е годы русские авангардистки произвели переворот в распределении труда, превратившись из моделей и верных подруг художников в художниц par exalance, и впрямь достойна модного гимна. Приятно воспеть их мужественность и напор. Но в случае с Удальцовой стоит сказать еще и об авангарде женственности. О том, к чему склонна патриархальная дама - к обустройству дома, к украшению его обоями и цветами, к созданию среды. В этом плане дизайн (одежда, мебель), вышедший из революции, - заслуга женственности. Само время и мужья требовали не вышивания крестом, а коллажей, не холстов с маслом, а объектов, не ручьев с оленятами, а кряжистых алтайских гор с заброшенными и задавленными землепашцами.