Григорий Заславский Премьера спектакля "Элеонора" (театральное агентство "Арт-партнер ХХI"), которую сыграли в минувшую среду на сцене театра "Содружество актеров Таганки", - повод для радости и для печали. Есть смысл порадоваться спектаклю, не слишком простому, поскольку в течение почти двух часов на сцене - одна-единственная актриса, которая играет Элеонору Дузе. Разговоры "разбавлены" и сопровождаются танцевальными миниатюрами, но в целом речь, конечно, о моноспектакле. На заглавную роль постановщик Роман Виктюк пригласил Ирину Соколову, народную артистку России, до недавнего времени работавшую в санкт-петербургском ТЮЗе. Ее игра вызывает восхищение; Роман Виктюк здесь возвращается к той своей манере, в которой подробности игры, собственные актерские возможности ценились выше музыкального и прочего "сопровождения".
Повод для печали - в том, как мало мы знаем о тех, кто играет за пределами Москвы, как поздно узнаем и - с опозданием - принимаемся восхищаться, осыпать театральными премиями и значками. В начале лета узнали вдруг, что в Петербурге работает выдающаяся актриса Татьяна Щуко, которая сыграла Лику в спектакле Малого драматического "Московский хор". Запоздалое признание, наверное, тоже приятно, но ведь не случайно оно зовется запоздалым┘
Нельзя сказать, чтобы в Москве Ирину Соколову прежде не знали. Некоторые знали, слышали о ней. Видели ее, знаменитую ленинградскую травести, которая несколько лет тому назад сыграла вдруг не из детского репертуара (хотя и из школьной программы) Пульхерию Ивановну в "Старосветских помещиках". Спектакль даже выдвигали на "Золотую маску", но получила актриса в итоге театральную премию родного города "Золотой софит". Но славы, ее достойной, не последовало.
Мысль о возвращении режиссера к прежней подробности и содержательности оказывается несколько ошибочной: выясняется, что лет 6 тому назад Виктюк уже ставил ту же самую "Элеонору" Гиго де Кьяра. Спектакль шел в ленинградском ТЮЗе имени Брянцева, и роль Дузе в нем играла та же Ирина Соколова. Там, правда, был занят другой танцовщик, и декорации были другими, так что нынешний спектакль театрального агентства "Арт-партнер ХХI" имеет право называться премьерой (во всяком случае, это - не повторение в "чистом виде").
О пьесе не скажешь, хорошая она или дурная, - на слух не разберешь. "Театры всегда должны быть открыты, как церкви. Потребность в искусстве, как и потребность в Боге, может случиться в любую минуту" - сентенция, конечно, замечательная и запоминающаяся, однако в другом исполнении могла бы прозвучать как пошлость. Здесь так не звучит.
Последний день, а вернее, последняя ночь Дузе состоит из размышлений о жизни в искусстве и смерти в жизни. Ее по-прежнему тревожит театр и, как никогда прежде, волнует смерть, близость которой она предчувствует. Какая бы мысль ни посетила голову Дузе, всякая заканчивается словами о неминуемом финале. Перебирая события своей жизни, в которой театра, конечно, было больше, чем жизни (а жизнь в памяти Дузе отложилась лишь чередой смертей немногих близких), она приходит к мысли, что театр - конечно, самое кощунственное из человеческих занятий. Смерть любимых родителей, переживания, рожденные реальными драмами, лишь улучшали ее роли.
Все первое действие на актрисе - черное платье, и вся она - в черном, все второе играет во всем белом, точно смерть - реальная, физическая - случилась за время антракта и дальнейшее происходит уже за порогом земного существования. Прозрачные полиэтиленовые занавесы (сценография - Владимира Боера) должны, вероятно, подчеркивать тщету бытия и призрачность жизни.
Рядом с актрисой - солист балета Академического театра оперы и балета имени Мусоргского Владимир Аджамов. То в белом, то в черном, то в накидке, то почти нагишом, когда на теле - полупрозрачный костюм, сшитый, кажется, из шифона. Его движения то следуют классическим па, то кажутся позаимствованными, цитирующими знаменитые танцы Нижинского, взятыми из модернистских опытов 10-20-х годов прошлого столетия.
Выражение лица танцовщика - слишком определенное, демоническое, одно на весь спектакль - разительно контрастирует с игрой Ирины Соколовой, разнообразной, богатой. Она не дает соскучиться, то и дело сбивая ритм, меняя тональность, почти напрямик обращаясь к публике, когда публика уже готова сопереживать. В какие-то минуты, кажется, силы совершенно покидают Дузе, и, обессилев, отяжелев, она идет ко дну, погружается в бездны отчаяния и трагедии. А потом - будто взбрыкивает, отметает все грустные и глупые мысли о смерти и высоким, почти петрушечьим голоском травести, полным юношеского задора и озорства, снова возвращает себя к жизни. В Соколовой удачно сочетаются интеллектуальность, с какой она отдается умным размышлениям пьесы, и самое что ни на есть безбашенное хулиганство, которое всегда было присуще Виктюку, но которое мало кому из актеров, а тем более актрис (уж больно они у него все - серьезные!) он мог доверить.
Роман Виктюк умеет уловить и обнаружить сродство людей великих с теми, кого мы по привычке называем "маленькими человеками" (или даже человечками). Тех, что добились в жизни невероятных высот, с теми, что в футляре, униженные и оскорбленные. "Заштатный" Гумберт Гумберт в его спектакле страдал, как исполин, так, что, казалось, еще немного и содрогнутся горы. А об "именах" и великих режиссер рассказывает как о самых обыкновенных, маленьких людях. Слава и великая судьба которых не позволяет им хотя бы на минуту расстаться с самыми простодушными страхами и мелкими, но оттого не менее громоздкими страданиями и слишком человеческими движениями души.
Дарья Гармоненко 