Сергей Соловьев Последние выставки в Третьяковке похожи на игру в паззлы: стандартные формочки подгоняются друг к другу и встают в назначенное место. С тем только отличием, что в обычных паззлах, если какой-то фрагмент встал не туда, куда надо, нормальной картинки не будет.
С экспозицией "ХХ век" на Крымском валу все намного занятней: поменяешь части местами - и вместо типичного соцреалиста возникнет кубистический Машков, а то и вовсе абстракции Кандинского.
Впрочем, как рисунки Павла Басманова (ум. 1993), так и живопись Федора Захарова (ум. 1994) на такие перевертыши не претендуют. Они неожиданно и лишь на время появились в "постоянных" залах, но складывается ощущение, что висели там всегда. Два современника и почти одногодки, чей расцвет пришелся на до- и послевоенные годы, два, что называется, крепких мастера. Каждый в меру своих возможностей пытался уклониться от советской академии. Первый - в иконописи и народных мотивах, второй - в раннем импрессионизме.
Место для них нашлось без труда. Небольшие акварели Басманова висят поблизости от Малевича. Они становятся продолжением той линии, которую главный супрематист проводил, уже расставшись с манифестами: силуэты крестьянок расцвечены геометрической радугой. Крымские пейзажи Захарова служат переходом от сурового стиля 70-х к залам, где находятся знаковые перестроечные вещи - объекты Тимура Новикова и инсталляции Макаревича. В принципе улочки Гурзуфа и Переславля-Залесского, цветные степи и берега Казантипа - это дверь, в которую ушла большая часть послевоенных выпускников Суриковского. Этой дверью сильно хлопнули в восьмидесятые, заперли, а ключ потеряли где-то в самых дальних коридорах нынешней Академии художеств.
Писать о таких монографических показах - дело неблагодарное. Во-первых, из уважения к поколению. Разговор об актуальности здесь выглядит некрасиво. Во-вторых, его история уже написана другими. Но Третьяковка с маниакальной настойчивостью наполняет свой филиал поминальными выставками.
Ее собрат, Русский музей, выбрал иную стратегию. В Петербурге к архивам и запасникам обращаются в том случае, когда надо проиллюстрировать какую-нибудь эффектную тему. Например, "Красное в русском искусстве" или "Абстракция". С другой стороны, Московский центр искусств - одна из лучших выставочных площадок, показывает самые горячие и котирующиеся на Западе имена. Но сотрудники Третьяковской галереи по-прежнему верят в историю, считают ее матерью всех искусств. Проблема только в том, что история искусств - та же игра, но только более скучная и малопривлекательная. Сегодня она не стимулирует ни ум, ни чувства (если, конечно, не появляется кто-нибудь типа Фоменко и не путает все карты).
Некоторую пользу из истории извлечь можно - она дает знаковые имена. И хорошо, если имя выражает нечто большее, чем оно само. Совершенно точно готовящаяся сейчас в залах поблизости выставка Дионисия (к 500-летию росписей Ферапонтова) будет иметь сильный успех. Второе (после Рублева) имя в иконописи. Сказать о нем что-то новое - сдвинуть материк. Но пытаться опять вставить его в историю, в бесконечный ряд следующих друг за другом имен и направлений - провалить затею. В любом случае есть игры повеселее паззла и пасьянса, где могут принять участие не только хранители и искусствоведы, но и зрители.
