Екатерина Сальникова Особняк МХАТа в Камергерском пережил не одну архитектурную и техническую революцию. Но из этого здания так и не выветрился дух Художественного театра начала ХХ века. Пожалуй, это и есть самое ценное свойство дома, тем более что его бытие удивительно синхронно нашим историческим перипетиям.
Поколение тридцатилетних, пожалуй, последнее отчетливо помнит, что еще недавно, в 70-е - начало 80-х, МХАТ ассоциировался совершенно с другим зданием - с гигантским ящиком на Тверском бульваре. Снаружи он походил на декоративный, но обгоревший фасад тюрьмы, а изнутри - на цивильный и общедоступный аналог Дворца съездов. Тогда казалось, что ремонт старого здания МХАТа будет длиться вечно, как и советский застой. На самом деле страна тихо неслась к эпохе перемен.
Конец глобальной реконструкции МХАТа в 1987 году совпал с апогеем конфликта внутри театра и разделением труппы на два лагеря - под руководством Олега Ефремова и под руководством Татьяны Дорониной. А все это очень логично совпало с началом перестройки.
Общество идеологически раскололось. Раскололся и театр - на Тверском остался "советский" МХАТ имени Горького, а в Камергерский отправился "постсоветский" МХАТ имени Чехова.
Символично и то, что отреставрированный особняк МХАТа, в начале ХХ века спроектированный Федором Шехтелем, явился первой ласточкой (впору сострить - чайкой, но точнее сказать буревестником) перестроечной и постперестроечной мании - реанимировать дореволюционные корни и до упаду реставрировать старинное лицо города.
Кто после долгого перерыва, а кто и впервые увидал хорошо выкрашенный и декоративно отделанный особняк Шехтеля. Снаружи все было чисто, а внутри почти стерильно и поэтому уже непривычно. Приглушенная гамма оливкового и разных оттенков коричневого, обилие деревянных неполированных элементов - до революции 1917 года в таком облике читалось сопротивление мещанскому кафешантану и бархатным штампам дорежиссерского театра. Теперь в этом здании чувствовалось что-то глубоко несоветское. Система Станиславского прочно вошла в жизнь нашего театра. А вот стиль здания МХТ так и не стал национальным стилем театрального здания. Стиль жизни в искусстве Станиславского и Немировича-Данченко, Шехтеля и Морозова остался уникальным.
Можно, конечно, воскликнуть, что нынешний МХАТ отнюдь не антикварен, а технически весьма современен. Есть у него и вращающаяся сцена (созданная еще при Шехтеле), и гениально устроенные "трюмы", и прочие полезные штуки. Но разве Художественный театр ассоциируется с этим? Главное - душевная жизнь людей на сцене и в зале. Главное - внутренняя энергетика, слияние с образом и правдоподобие чувствований. Все прочее необходимо, но подсобно.
Самое сложное при походе в МХАТ - душевно оказаться на его уровне, и не во время самых сильных спектаклей, а во время антрактов. Принято писать об изысканности и сдержанности внутреннего убранства фойе. Эти свойства отражают принцип театра, который отказывается создавать зрителю психологический комфорт, необходимый в индустрии развлечений. Обычный зритель не знает и не думает о том, как велико закулисное пространство МХАТа, - ему дай бог освоить фойе. Кажется, что как раз места в фойе даже слишком много. Поскольку в основном это пустые комнаты, кое-где с портретами на стенах. Если зритель не очень расположен разглядывать портреты, заняться ему нечем, расслабиться тоже негде. Строгие деревянные скамьи вместо приветливых пуфиков взывают к чинности поведения. Умеренный свет миниатюрных кубических фонариков - но отнюдь не романтический полумрак - как бы рекомендует соблюдать тишину, но не ждать ниоткуда никаких сюрпризов и фокусов. Интерьер демонстративно направлен против обыденного мышления и отношения к театру как к уже готовому празднику. Попав сюда, массовый зритель может греть себя лишь сознанием приобщения к престижной традиции. Ради этого можно и помучиться.
Интерьер фойе требует, чтобы зрители сами создавали себе атмосферу и владели своими личными "подтекстами" и "подводными течениями". А к этому расположен не каждый. В воспоминаниях Алисы Коонен сохранилось описание эпизода, когда Станиславский вдруг спросил ее, смогла ли бы она уйти в монастырь. Алиса Коонен смутилась и ответила, что не знает. А Станиславский сказал, что театр - это тоже монастырь. Вероятно, в каком-то смысле МХТ нес в себе это ощущение монастырского уклада. Поэтому и интерьер здания напоминает монастырские стены. Как известно, Станиславский создавал театр-дом. Но не надо думать, что основные параметры этого дома - уют, тепло и всепреимство. МХТ - дом для избранных, готовых к неустанным психологическим усилиям для обживания замкнутой пустоты дома.
Именно эта требовательность к человеку сохраняется внутри МХАТа. Фасад же, наоборот, словно существует для всех и каждого, открытый внешнему миру. Он идеально сливается с пешеходным ансамблем Камергерского переулка, его магазинами, кафе и ресторанами - и будто намекает, что главный драматический театр России стал атрибутом респектабельного буржуазного бытия столицы. Он выглядывает на Тверскую и как бы перемигивается с каменно-бурой сталинской цитаделью Центрального телеграфа и шоколадно-зеркальной коробкой американского фаст-фуда. Вся архитектурная троица образует бермудский треугольник нынешней Москвы. В нем бесследно исчезают ощущения неадекватного, зарубежного и несовременного. Устаревшее и старинное, стильное и безвкусное - все здесь воспринимается как нечто родное, московское, всегда современное и абсолютно неповторимое. И кажется, что Шехтель создал особняк в Камергерском только вчера для жизни сегодня.
Из досье "НГ". История здания нынешнего МХАТа имени Чехова уходит в глубь Екатерининских времен, когда им владело семейство князя Петра Ивановича Одоевского. После пожара Москвы 1812 года здание пришлось радикально перестраивать. В 1852-1858 годах оно лишилось колонн и портика. Новый владелец особняка Сергей Александрович Римский-Корсаков вынужден был продать его за долги. Тогда дом впервые стал театром, спроектированным Михаилом Чичаговым. Внутренний двор превратился в сцену. В театре стали происходить дебюты. В 1882-м там начинает свою жизнь Русский драматический театр Корша. В 1885-м дебютирует Частная русская опера Саввы Мамонтова. В 1902 году здание радикально перестраивается для жизни Московского Художественного театра - по проекту самого Федора Шехтеля, субсидируется предприятие Мамонтовым. Правый подъезд увенчивается горельефом Анны Голубкиной "Пловец".
В 1974-м Совет Министров СССР решает провести реконструкцию и реставрацию здания, которую осуществляет Государственный институт по проектированию театрально-зрелищных предприятий "Гипротеатр" Министерства культуры СССР по проекту Всесоюзного объединения "Союзреставрация" Минкульта СССР. МХАТ в Камергерском открывается после ремонта в 1987 году.
