Григорий Заславский Это был сон. Страшный сон театрального критика - когда снится, будто спектакль идет и не видно конца. Или - что статья уже должна быть сдана, а спектакль еще не начался. Снилось, будто пришел я на премьеру во МХАТ имени Чехова на комедию, которая одновременно была первой премьерой сезона. Название глупое, комедийное: "Гамлет в остром соусе".
Все было как наяву. Взлетел к потолку пестрый красно-белый шелковый занавес, изображающий датский флаг. И началось самое настоящее веселье, с суетой и беготней, как, наверное, и должно быть в комедии пожилого итальянского автора Альдо Николаи. Правда, во сне итальянец был изрядно переписан русским соавтором, дамой, выпускницей Литинститута Натальей Демчик, до того уже прославившейся написанием антрепризных легкомысленных мелодраматических комедий.
Снилось, будто актеры выражались то прозою, то стихами, причем в стихах ударения часто выпадали на слоги, которые в обыкновенном русском правописании и правопроизношении считаются безударными.
Снилось, будто иногда, для того чтобы вызвать взрывы смеха, в рифму или по смыслу подходили разные грубые слова, которые в самый последний момент - юмора ради! - заменяли более удобопроизносимыми "синонимами". Что участие в спектакле телезнаменитостей - вроде Игоря Угольникова, Игоря же Верника и Александра Семчева - позволяло особенно удачно звучать разным телевизионным шуткам, вроде сравнения происходящего за прозрачным занавесом с "нашим датским застекольем". В общем, сон скоро стал скучным, но прекращаться не желал.
Семчев играл Гамлета, Угольников - повара в королевском дворце, который заваривает жуткую кашу. Но не в буквальном смысле кашу, а немыслимую интригу, которая более или менее следует за сюжетом шекспировской трагедии, здесь, в моем бездарном и бессмысленном сне раздираемой глупыми шуточками-прибауточками. Я не мог понять, почему так плоско играли симпатичные актеры из недавнего мхатовского пополнения, почему не тянет на надежду русской сцены Семчев, которого таковым рекомендуют нам уже не первый год и который в прошлом году вроде бы даже подтвердил справедливость возлагаемых на него надежд. Глупый сон, в недостойном их свете выставлявший уже названных и еще не названных артистов. Назовем их: Александра Скачкова, Игорь Золотовицкий, Нелли Неведина, Юлия Чебакова, Павел Ващилин┘ Когда на словах шутить уже им было совершенно нечего, молодые и уже немолодые актеры принимались хватать молодых артисток за сиськи. Когда и это не помогало - строили смешные рожи и выполняли смешные пластические упражнения.
На сцене была выстроена дорогостоящая и запутанная конструкция с небольшой поворотной лентой, на которой отправлялись в королевские покои выставленные на нее кушанья. И, конечно, на кухне имелась большая жаровая печь, которую почему-то время от времени использовали как холодильник. Но разве можно требовать от сна обыкновенной житейской логики?!
Во сне я спорил со МХАТом: как странно, что театр и режиссер Петр Штейн остановили свой выбор именно на этой пьесе и добились такой ее русской адаптации. Такой, что чувствовалось, как далеко временами уходит интерпретатор от итальянского оригинала, но куда идти дальше, Наталья Демчик так и не придумала. И останавливаясь, принималась отшучиваться, точно отстреливаться. Шутки все летели мимо.
Как странно, думал я: на тему "Гамлета" придумано немало серьезных и веселых пьес, от Стоппарда до неведомых выпускников английского, кажется, Кембриджа, которым удалось вписать все пьесы Шекспира в двухминутный "сюжет"┘
И если нынешний спектакль - еще один шаг в сторону общедоступности, о которой, кажется, не без доли юмора, говорил недавно Олег Павлович Табаков, то надо признать, что путь этот театром пройден до конца. Так что наступила наконец пора двигаться в другую сторону. В сторону решения художественных задач, о чем Олег Павлович уж точно говорил на полном серьезе. Промедление смерти подобно - вдруг, подобно молнии, мелькнула фраза явно из другого фильма или спектакля. Дальше - тишина┘ И я проснулся.
И обнаружил, что сижу во МХАТе имени Чехова, на той самой Малой сцене. Спектакль окончился. Актеры улыбались и выезжали на поклоны на той самой подвижной ленте, кланялся режиссер. Но по лицам отдельных зрителей мне вдруг показалось, что видели они тот же сон. Грешным делом даже подумал, что и не сон это был, а сам спектакль. Но поверить в это не мог.
