Обнаженность по Фрейду

Выставка напоминает попытку создать гигантомахию наших дней, только слегка подправленную. Во-первых, всех богов и гигантов заменили на людей, а во-вторых, выполнена она живописными средствами. Но это ничего, главное - вызывается смутное чувство чего-то очень масштабного. Плюс возникает ощущение, что одно полотно Фрейда - это еще что-то понятное, а вот вкупе они походят скорее на неправильно сложенный пазл. Все не на своем месте. Изящные женоподобные головки ловко прилажены к крепко сбитым мужским телам, а женщинам, в свою очередь, досталось обладание суровыми лицами с тяжелыми скулами. Фрейд говорит, что пишет людей не такими, какие они есть или хотели бы быть, а такими, какими они могли бы оказаться. Возникает справедливый вопрос: какие нужны условия, чтобы оказаться вот такими? Все эти несчастные обитают в обезличенных пространствах, без каких-то бы ни было намеков на время и место. Мучимые этим, они сворачиваются в эмбриональные позы и создают обязательное для работ Фрейда ощущение борьбы, страданий и одиночества человека.

При этом на фоне своих коллег по цеху так называемой "лондонской школы" Фрейд выглядит довольно оптимистично. У него, как и положено представителю клана Фрейдов, вся трагика снаружи - в скрюченной позе, нервном сжатии рук, расширенных глазах. У героев все потаенное давно уже перешло во внешние признаки, тогда как персонажам Фрэнсиса Бэкона, Леона Коссофа и

Р.Б. Китая могучее бессознательное приходится сдерживать внутри, превращаясь в призраков и людей-клякс, а это, знаете ли, выглядит гораздо страшней.

Из десятилетия в десятилетие Люсьен Фрейд пытается найти идеальный трафарет для создаваемых им портретов. В рамках определенных временных отрезков образы Фрейда настолько похожи, что понятие трафаретности к ним вполне применимо. Он меняет лишь черты лица, которые для него не более чем детали. Ему удалось создать даже несколько таких трафаретов, но, видимо, идеального (то есть окончательного) так пока и не нашел.

По крайней мере, глядя на портрет королевы Елизаветы II (2001 год), хочется на это надеяться. Фрейд не побоялся заменить лицо Ее Величества маской вождя индейского племени. Подобные изображения-ужастики, да тем более царствующих особ - явление до удивления редкое. Опыту Фрейда предшествует разве что изделие трудолюбивых полинезийцев XIX века, которые исхитрились изготовить фигурку королевы-матери так естественно, что она приняла у них вид чрезвычайно упитанной богини плодородия.

Стараясь уклониться от назойливого дедушкиного наследства, Люсьен Фрейд выводил свои теории. Он пытался создавать полотна, на которых "люди выглядели бы столь же естественно и физически непринужденно, как и животные". Так появились жестяные люди 50-х, шокирующие и отвратительные (по отзывам критики) портреты 60-х; в 70-е его картины заселили мертвецы: для написания кожи он вовсю использовал землистые оттенки. А в 80-е Фрейд превратил своих героев в гигантов, увеличив масштабы полотен. И при этом единственное, что вышло у него хорошо, так это то, что, обнажив позирующего, Фрейд раскрепостил человека и раскрыл все его потаенные эмоции и инстинкты (в общем, что-то слышится родное). Фрейду удалось даже обойти деда в вызове из мрачного небытия многочисленных "бессознательных". Разве что только техника дедушки Зигмунда для Люсьена морально устарела. Гипноз, свободные ассоциации - все померкло перед такой гениальной простотой, как раздевание человека. При этом раздевает Фрейд не абы кого. Ему важны инстинкты и эмоции родных и близких ему людей. Как говорит он сам, все его работы автобиографичны.

"Энгр экзистенциализма", Фрейд вернул ту прекрасную обнаженку XIX века, которая, казалось, была безвозвратно погребена под слоями реди-мэйдов Марселя Дюшана, баночек супов Campbell"s Энди Уорхолла и многочисленных "великих американских обнаженных" Тома Вессельмана. Фрейд вновь и по-новому раздел своих моделей, создав при этом весьма выразительные портреты. Но вот тут-то и возникает тупик, так как оказывается, что Фрейду удалось вернуть только само понятие "обнаженная натура".

В погоне за психологичностью тело как гендерный признак было утрачено. Появилось общее тело для мужчин и женщин - грубое для одних и слишком изящное для других. Нерадивый столяр Люсьен Фрейд сколотил-таки трафарет-болванку. Но в любом случае создается впечатление, что обнаженность (или хотя бы полуобнаженность) для Фрейда является своеобразной визой для характерного портрета. Многочисленные изображения родных и друзей в интерьере как-то трагически безысходны в своей одетости, о том же, где изображена только голова, и рассуждать не приходится. У Фрейда голова без тела, а тем паче раздетого, вряд ли может выразить что-то существенное.

Понимая все это, невольно приходишь к довольно-таки антимонархической мысли. А вот не надо ли было Фрейду размахнуться и написать королеву во всю ее королевскую стать прямо-таки и безо всего, вот так вот смело. Может быть, и портрет был бы более лицеприятен, но тут история, как всегда, бросает грозное - нет, и шальная мыслишка исчезает. Впрочем, и без того портрет королевы дал возможность, сохраняя почтительный вид, весьма нелестно отозваться о внешности Ее Величества. Тут уж появились сравнения и с собачками, и с игроками в регби - в общем, находчивости британских журналистов не было предела.

Гигантомахическая направленность выставки в немалой степени отразилась и на общем комплексе околовыставочных мероприятий. Поражает то невероятное количество лекций, симпозиумов и специальных экскурсий, проводимых куратором выставки, которое свершится в течение пары месяцев. Тематика же всей этой околофрейдовской суеты остается прежней. Выясняют степень принадлежности Фрейда к реалистам, его пересечения с современными ему художниками, разбирают специфику его техники. Считается, что Фрейд уникально передает фактуру кожи, и один из симпозиумов поэтому и носит провокационное название "Кожа".

Также по старинной искусствоведческой привычке пытаются окончательно причислить Фрейда к какому-нибудь направлению в искусстве. Тут не очень пока все ладится, так как считать его всего лишь реалистом - неинтересно, а вот придумать специально под него еще один "изм" побаиваются. А как было бы здорово: Люсьен Фрейд - основатель направления "психоаналитизм". Сейчас же все, что сделано на этом пути, это дружное утверждение Фрейда в составе лондонской школы и опасливое причисление лондонской школы к провозвестникам постмодернизма. Все, что делается по отношению к Фрейду, делается с большой опаской. То ли это боязнь гениальности, то ли - великой фамилии.