Участник Великой Отечественной, директор, превративший Русский музей в один из ведущих художественных центров, ученый, спасший тысячи произведений искусства, он долгие десятилетия вел изнурительную борьбу с партчиновниками. У него было почти звериное чутье на все по-настоящему талантливое. Но если вспомнить годы, когда Василий Алексеевич возглавлял ГРМ (1951-1977), то станет ясно, что жил Пушкарев в мире отнюдь не только прекрасного.
Это сейчас мы уже забыли, что означала вся эта абракадабра - "низкопоклонство перед Западом, формализм, уход от традиций социалистического реализма". А тогда Пушкарев рисковал всем, собирая и пряча в закутках музея полотна Малевича и Филонова, Петрова-Водкина и Шагала. Он собрал более 12 тысяч полотен и листов графики, созданных русскими мастерами начала ХХ века. Нарушая все запреты, Василий Алексеевич показывал запрещенные картины тем, кому они были нужны.
Не счесть преград, которые он преодолел, чтобы вернуть в Россию архив Бенуа, картины Анненкова, Бакста, Сомова, Серебряковой (которая, кстати, была им в Париже очарована и даже написала его портрет). В самые сложные годы он сумел перебросить мост между Россией советской и Россией зарубежной. Ему верили эмигранты, потому что не поверить в его любовь к русскому искусству было просто невозможно. И когда во время открытия выставки "Русское искусство от скифов до наших дней" в Париже не оказалось Пушкарева, возмущение французской стороны было таким, что Фурцевой пришлось организовать его срочный приезд.
Его независимость дала результаты. Он перестал быть директором Русского, в 1985-м был изгнан из Центрального Дома художника (уже в Москве). Но руки не опускал. Много сделал для организации Фонда культуры, создав там большую коллекцию планировавшегося им Музея современного искусства. Жил в скромной квартирке на Малой Пироговской и до последних дней продолжал работать. Ходил на вернисажи, писал воспоминания, был полон планов.