Была такая группа - "Мальчишник". Очень популярная группа - молодежная. И пела эта самая группа песенки про любовь, даже, пожалуй что, про страсть. Развязный солист выходил на сцену и скрежещуще капризно бормотал: "Я имел ее сидя, я имел ее лежа, и на голове я имел ее тоже". И девушки - о, боже! - девушки прыгали на сцену, цепляли артистов за сапоги, срывали с себя бюстгальтеры и подпевали, подпевали навзрыд. В большом зале Театра Пушкина тоже много юных дам, а на сцене обнаженный мальчик кувыркается с девочкой топ-лесс. Он ее и так, и эдак, и на голове, и на спине, и на пяточках - по-всякому. Постановочно, эротично, гламурно. Последнее, пожалуй что, самое важное.
"Ромео и Джульетта" в постановке Романа Ефимовича Козака, худрука и педагога, - удивительно симпатичный и ненастоящий - глянцевый - спектакль. Симпатичный, поскольку все интересующие зрителя персонажи (читай - влюбленные подростки) очень хороши собой, а мизансцены продуманы до мелочей и мастерски склеены в единую композицию. Композицию легкую и легковесную. Ненастоящий же - оттого, видимо, что красота артистов по-американски очищена, а их чувства непорочны до безнадежности. Когда они целуются, видно, что Джульетта считает секунды, а Ромео думает, свеж ли искусственный загар (300 руб. за 10 мин.) и правильно ли напряжен брахиорадиалис. Плохо это? Ничуть. В Москве так немного душистых и пушистых сердцеедов, ради которых оголтелые девчушки штурмуют театральные кассы и служебные помещения. И это очень важно для театра. Очень.
Многие близкие Козаку и по духу, и по положению люди уже сообщили, что этот мастеровитый режиссер "расколдовал" нехорошую сцену, проклятую полвека назад актрисой Алисой Коонен. Что "Ромео и Джульетта" хоть и не великий, но все равно лучший спектакль Таировской сцены. Что Романа Ефимовича нужно поддержать, поскольку ему и так сейчас нелегко. Все это верно, и верно тысячу раз. И вместе с тем... Я тут поглядел, что писали про предыдущих худруков Пушкинского театра - Говорухо и Еремина. Так что вы думаете? "Он снял заклятие актрисы", "Наконец-то тут появился настоящий театр", "Театр Пушкина преображается" - что только не говорили. Когда я однажды упомянул Говорухо всуе, Виталий Яковлевич Вульф (критик того поколения) устроил в редакции "НГ" приятный милый скандал. "Он просто не знает, - рассказывал Вульф, - как Москва рыдала на спектаклях Говорухо. В зале негде было встать, не то что сесть". И что? Говорухо - в Ярославле, Еремин - еще где-то. Тенденция? Закон? Не знаю - тут без пошлостей не обойтись - время рассудит.
Пока что Козак делает все правильно: малую сцену отдает под эксперименты молодым режиссерам, на большую зовет студентов - пусть учатся. Стариков не гонит, смело работает с текстом (к примеру, этот Шекспир играется в новом небесспорном переводе Оссии Сороки), проповедует театральный патриотизм - мол, чужих зовем, но своих - ценим больше.
И все-таки говорить, что его собственная "Ромео и Джульетта" или "Антигона" Агеева - небывалый успех, глупо и нечестно. Так же как и оценивать спектакль по продолжительности аплодисментов или по количеству роскошных орхидей в гримерках.