Фестиваль балета "Мариинский" подошел к концу. В финальных балетах Ноймайера обошлись без гастролеров. Масленичная неделя началась "Щелкунчиком". За год утративший лоск сенсации шемякинский балет прошел вполне буднично, без аншлага. Далее зал оживился на "неделе французской кухни" - показе парижских этуалей в дуэтах с мариинскими премьерами. Недавня сенсация Парижа - Светлана Захарова - танцевала в "Корсаре". Париж не прошел для балерины бесследно: ее танец приобрел легкую "французскую" отрывистость. Игорь Колб первый раз станцевал на своей сцене Али, создав собственную пластическую линию, где виртуозный танец не дробится на трюки.
Сентиментальная же "Манон" распалась на две: Вишнева танцевала с Манюэлем Легри, Малахов - с Жанной Аюповой. Спектакли выстроились на полярностях. Разнились два де Грие. Манюэль Легри далеко не юн. Первое его появление с книгой в руках напоминало выход пастора в каком-нибудь "Бахчисарайском фонтане". Мелкая пластика танца словно контролировалась правилами охраны труда и техники безопасности применительно к балетному театру. Именно так движения делают на уроке. Но - не танцуют на сцене. Танец де Грие напоминал спокойно-вежливый разговор - с акцентами и интонацией, без повышенных и патетичных ноток, как положено благополучному моралисту эпохи Просвещения, своеобразному дядюшке-резонеру. Главным содержанием любовных дуэтов оказалась Манон Дианы Вишневой. Она азартно бросалась в рискованные поддержки, даже кровать пошатнулась от прыжка. Ее Манон, искренняя, увлекающаяся и жаждущая жизни, к концу спектакля расшевелила даже невозмутимого Легри - де Грие. Впрочем, азартом танца и актерской игры французский этуаль уступал не только балерине. Мариинский корифей (в иерархии на одну ступень выше кордебалетного танцовщика) Максим Хребтов в роли Леско безуспешно старался не перетанцевать заграничную знаменитость.
Леско следующего спектакля Василию Щербакову (тоже корифею) было проще - его исполнение вполне вписалось в концепцию полярностей. Хищник с недобрым лицом противостоял де Грие, напоминающему у Владимира Малахова трогательного героя "Человека дождя". У Жанны Аюповой авантюристка Манон и впрямь казалась добродетельной жертвой. Спектакль держался на каркасе роли де Грие. Его первая вариация - едва осознавшее себя чувство, полушепот, как первый дуэт Ширин и Ферхада в "Легенде о любви", а вариацию в борделе де Грие начал запинаясь, словно заикаясь от волнения. Лишь ко второму акту установилась легкость движений и поддержек. Этот де Грие если бы мог положил бы Манон за пазуху, как замерзшего воробья.
"Лебединое озеро" танцевала Аньес Летестю. Одетта делала все, но ничего не танцевала. На арабесках наклонялась, руками словно вытирая пол. Одиллия также отработала хореографию. Только фуэте слегка напомнило о предшественнице нынешней этуали на Кировской сцене Сильви Гилем техникой равномерного вращения. Летестю наиболее выразительно определила нынешний стиль французской школы танца как хореографический канцеляризм. Зигфрид - Данила Корсунцев (кстати, на сегодня практически единственный репертуарный, а не только статусный премьер Мариинки) не отставал: усердно пробивал сцену на приземлениях после прыжков и вращался столь обстоятельно, что музыку приходилось замедлять.
Вечер балетов Баланчина отчасти реабилитировал гостей. Правда, и Мариинка здесь играла в поддавки. "Серенада" шла в костюмах из "Жизели" и в составе уровня рядового репертуарного спектакля. Зато "Блудный сын" был именно о блудном сыне. Николя Ле Риш, коренастый и подвижный, как ртуть, изобразил своего героя бузотером и домашним бедствием, у которого каждая мышца играет и заставляет подпрыгивать и бежать из-под благословляющей длани отца. Сирена Дарьи Павленко стала обстоятельной и деловой. Манюэль Легри в "Рубинах" (шедших без декораций) почти отыгрался за "Манон".
Орели Дюпон в роли Джульетты возраст, казалось бы, не мог помешать. Тем более ей достался лучший мариинский Ромео Андриан Фадеев. Но, сделав роль калькой с мариинских балерин, дотянуться до этого уровня "переимчивая" артистка не смогла. Она способна сделать вычурный жест - но не способна наполнить его энергией. После вариации Ромео на балконе в него влюбился, кажется, весь зал. Устояла лишь Джульетта. Деловито встала в арабеск, изобразив спокойную и равнодушную радость. Пока Ромео дрался с Тибальдом - спокойно наблюдала в окошко. Если актерская Франция в прошлом славилась школой представления - то нынешняя Парижская опера ее заметно подзабыла, а к школе переживания и подавно не пришла. По нынешним выступлениям парижских гостей сложно представить и то, что французский и русский балет некогда были близки.
Итак, Мариинка подошла к финалу второго балетного фестиваля. В этот раз репертуар был составлен "неакадемично": не показали ни "Жизели", ни "Спящей красавицы", ни "Баядерки", ни "Дон Кихота". А гастролеры представили одну из ведущих балетных трупп мира. Ну что же, они сделали свое дело: у нас возросла гордость за достижения собственного Мариинского балета.
Санкт-Петербург