Антон Красовский "ЭТОТ город, как речь без одной запятой: / Без придыхания неузнаваем" - писал о Москве поэт Александр Шаталов. "Я так давно мечтал об этом городе! Чтобы просто стоять где-нибудь, ждать троллейбуса - и все. Чтобы сердце радовалось, душа ликовала!" - пишет о Москве Ольга Мухина. Пишет и понимает, что без шорохов, без всхлипов, без жалостливых слез не узнать это место. Не разглядеть в зрачках изумленных артистов столицу нашей родины, златоглавый град-орденоносец, крепость души моей. Не угадать троллейбусных нитей над площадями, не выдернуть гнилой одуванчик из асфальта, не вздрогнуть, не умереть.
Без акцента, без "в Москву - в Москву", без провинциалов на смотровых - нет ни этого города, ни мира вообще. Нет и меня, нет и Ольги Мухиной. Ольги - конечно - не Оли, плевать, что сама себя так называет. Настоящий писатель не может экономить на имени, ведь это единственное, что уж точно не ему принадлежит. Ну не нелепица ли: Лева Толстой, Федя Достоевский, Аня Ахматова. А Антоша Чехонте - тьфу! - глупость для газеток. Нет, не то чтобы Мухина - наше новое все. Она - не гений, и даже не выдающаяся литераторша. Но отсутствие величия не исключает еще наличия таланта и подлинности. Задушевность Ольги Мухиной, прозрачность ее драматургии, толковая рвань текста - ее пропуск в грядущее, ее документы, ее усы и хвост.
Мухина написала эту пьесу несколько лет назад, по меркам своего незрелого возраста - жуть как давно. Отчего же это "Ю"? - начали судачить по Москве. Почему не "Ты" или не "Три сестры-2". Ольга им что-то отвечала, отмахиваясь от особо докучливых господ фолиантами пьес, уже шедших по стране. Только что Фоменко поставил "Таню-Таню", в уме держалась "Любовь Карловны" - караул, какой успех.
"Ю" - предпоследняя буква русского алфавита, пара к "Я", получается как бы "Ты" и "Я", ведь Ю (по-английски) - и есть Ты. Такая вот демагогия. А еще Ю - очень красивый московский звук - долго тянется, обалденно поется. Это почувствовал режиссер Евгений Каменькович и снабдил нынешний спектакль всяческими композициями для девочек. "Only you" - заунывно поет радиола, и герои пускаются в пляс. Тянут губы, оттопыривают пяточки и ладошки. Лепота. И все это на балконе, судя по имитации шума автострады - этаже эдак на седьмом. Точно как в кино про Ивана Васильевича - и поля, и стога, и лес. И в то же время какой-то трамвай, балконная решетка сталинского ампира, хрусталь, чешская люстра. Какофония стилей и движений - Москва, истинная Москва.
Все происходит между, в подвешенном состоянии над яростной дорогой жизни. Время от времени герои прыгают вниз, словно бабушки у Хармса. Но погибнуть никто не может, ведь смерти у Мухиной нет. Тут - сказочное бытье, когда вместо гибели каждый получает искомый предмет. Друга ли, чужую ли жену, войну ли: направо пойдешь, ратный бой обретешь... Так вот же - смерть, скажете - война. И, главное, как актуально. "Передаем сообщения о пробках. Движение талибов по Кутузовскому проспекту затруднено". Ничего подобного! Современность и своевременность - иллюзия, у Мухиной - вечно война. Бой для нее - не смерть, а новая жизнь. Героическая реальность, возбуждающая воображение.
"Ю" уже была на сцене. На крохотном темном пятачке гитисовского учебного театра. Четыре часа действия, драные халаты, мужик в летных очках, молью проеденные шали. Во МХАТе все иначе. Во-первых, вдвое короче. Спектакль идет без антракта, и вроде бы не устаешь. Во-вторых, моль извели, а рубища сменили на вполне пристойные шмотки. В-третьих, зрелище разнообразили пояснительными титрами. Теперь, когда на сцену входит незнакомый юноша, на стене высвечивается "Герой приехал" - забавно. И все-таки подлинная подмена в другом.
Новый спектакль МХАТа - не настоящий. Когда Каменькович ставил "Ю" в театральном институте со студентами Фоменко - все было взаправду. Чувствовалось, что ребята ощущают текст, их губы способны произносить легкости и глупости, руки - делать свободные махи, а глаза любить. ЛЮБИТЬ! Понимаете? Не имитировать чувство, громко вздыхая под софитной луной "Давайте пить чай", не выделывать заученные еще при Качалове па, а надеяться, верить, радоваться. Тут нет чувств, зато есть мастерство. Говорят "чай", а в зал смотрят так лукаво, что зрителю понятно - 40 оборотов. Толкуют про "кофе", хихикают, и очевидно - политура. Подлинность Мухиной переделана в школьную театральность. Придыхания - в мастерство речи. Солнечность подделана прожекторами. Заплатившим 150 рублей за билет не жалко, а руководству театра - приятно. Малой кровью и мэру угодили, и выполнили указание министра культуры - поставили современную пьесу. Что сказать? "Зрителя, наверное, долго мы не мучили, выпьем-ка мы вермуту по такому случаю".
