Вадим Рутковский ПОЯВЛЕНИЯ "Золотой чаши" в осенней Москве можно и не заметить. Подумаешь, еще одна консервативная ретродрама - долгая, академичная, со старым многостраничным романом в основе. Нерасторопных сериалов хватает и в телевизоре. Несвоевременная, несовременная вещица. Но не заметить фильм грешно. Потому что впервые в широком российском прокате - новая работа 73-летнего Джеймса Айвори, американского мечтателя, нашедшего свой земной рай в Британии. А Айвори в кино пропускать нельзя, потому что, как говорил герой одного детского фильма, чревато.
"Золотая чаша" - кино по роману Генри Джеймса, американского прозаика XIX - начала ХХ века, интерес фильммейкеров к которому не подвержен ветрам времени. К его творчеству только Айвори обращался трижды, не считая столь достойных людей, как Джейн Кэмпион, Агнешка Холланд и Йен Софтли.
Итак, начало прошлого столетия. Любимое Айвори число персонажей: квартет, разыгрывающий историю двух супружеств, несчастных по-своему.
В идиллический пейзаж флорентийского палаццо Уголино наведывается крупный американский промышленник, миллионер Адам Вервер. Он увлечен коллекционированием антиквариата, и даже грядущий брак дочери Мэгги с бедным итальянским принцем Америго для него - еще одна удачная сделка. Титулованный аристократ, легендарное палаццо - чем не красивое пополнение изысканной коллекции? Но не знает крепко стоящий на земле материалист Вервер, что подруга Мэгги - его собственная жена Шарлотт давно и небезответно влюблена в Америго. За три дня до роковой свадьбы Шарлотт с помощью уходящего под чужой венец возлюбленного отправится выбирать подарок разлучнице. Выбор падет на вынесенную в заглавие чашу, замечательную вещь, испорченную невидимой на первый взгляд трещиной. Та чаша станет бумерангом, пущенным рукой судьбы, чтобы вернуться в жизнь героев спустя годы и пошатнуть зыбкое семейное счастье.
Чем чревато небрежение "Золотой чашей"? Воздержимся от банального восхищения захватывающими дух формальными достоинствами вроде операторской работы и актерских достижений. С воссозданием примет эпохи у живого классика Айвори все в полном порядке. Актерский квартет - матерый человечище Ник Нолт (Вервер), прелестная малышка из "Перл Харбора" Кейт Бекинсейл (Мэгги), английский профи Джереми Нортэм (Америго) и божественно прекрасная Ума Турман (практически одновременно с "Чашей" сыгравшая в другом костюмном фильме "Ватель") - играет уверенно и слаженно. Однако без чудачеств и антраша - любители эксцентрики могут расслабиться. Но, может быть, упустив эту ленту, вы упустите и мимолетный шанс обрести собственное утраченное время. На мгновение предаться далеким, особо теплым воспоминаниям. Пустяк, конечно, так, антикварная штучка с трещиной на боку. Но это безделица, которая дорогого стоит.
Будем честны: Айвори не оригинален, к десятку его предыдущих картин (лучшие из которых - "Морис" и "На исходе дня") "Чаша" не добавляет ничего неожиданного. Но вот случай, когда традиционализм, возведенный в квадрат, и верность стилистическим и эстетическим принципам - к месту. Вот уже который год Айвори не меняет команду, храня верность постоянному продюсеру и спутнику жизни Исмаилу Мерчанту (долголетие их союза зафиксировано Книгой рекордов Гиннеса). Вот уже в который раз сердца его героев разбиваются под хрустальной хрупкости музыку Ричарда Роббинса. И в который раз Айвори использует уникальный дар фиксировать - на миг, на вздох - нечто столь краткое, столь сладкое, быстротечное, почти неформулируемое и вечно ускользающее от сонма прочих творцов.
Ничего страшного в "Золотой чаше" не произойдет. Ружья не выстрелят, герои останутся целы и невредимы. Отчего же непонятное смятение чувств? Оттого, что живущий в некоем ином временном измерении Айвори схватывает то, описанное еще, кажется, Гоголем, странное состояние, когда смолкают шум и песни, теряется в воздухе последний звук смычка, улетает ветреная радость, пусто и глухо становится вокруг и нечем помочь одинокому сердцу. Раскладывать фильм по кадрикам, выясняя, как мэтр добивается такого эффекта, претит. Айвори не терпит суеты - просто настройтесь на рассказ обстоятельный, зацикленный на кажущихся ненужными мелочах, и да не овладеет равнодушие смотрящим. Скучным сей фильм покажется беглому, замыленному взору. А это кино для людей неспешащих, вся его магия - в странных, неожиданных деталях. Одного внезапного изменения ракурса, резко брошенного взгляда достаточно, чтобы перевернуть все внутри и вызвать комок в горле. Есть у Айвори приемы и посильнее: до сих пор помнится мне полет воздушного шара из "Джефферсона в Париже": необязательный, проходной эпизод, цепляющий за живое. А в "Золотой чаше" размеренное романное повествование вдруг взорвется вирированной хроникой, кадрами старого мира, безвозвратно канувшего в Лету, и еще долго будут эти нездешние образы преследовать воображение.
Думаете, легко снять такое кино? Ошибаетесь, господа, очень непросто. Даже у ближайшего айвориевского соратника Мерчанта не получилось. На досуге озаботьтесь, разыщите на видео режиссерский опыт Мерчанта "Владелица". Казалось бы, и здесь вся экипировка для охоты за утраченным присутствует: благородная Жанна Моро в главной роли, призраки Парижа времен оккупации, черно-белая эротическая провокация времен новой волны. А выходит неприятная, приторная подделка, вызывающая исключительно раздражение.
И в литературе такой дар лишь у самых избранных. У Джеймса, у Эдварда Моргана Форстера, у Гайдара в "Голубой чашке". Идеальное, кстати, для Айвори произведение. Не успел оглянуться, не исходил еще всех дачных тропок, а жизнь прошла, просочилась, как песок, сквозь пальцы. А жизнь, товарищи, была совсем хорошая┘
