Защита Лужина от Набокова

То, что скандально откровенный, психологический натурализм "Лолиты" можно легко переплавить в бульварное кино, - это аксиома. Но режиссер Марлен Горрис доказала, что интеллектуально-рафинированную "Защиту Лужина" превратить в утонченно-бульварное зрелище еще легче.

Для поклонников романа это зрелище на тему о тщете творческих сует. Какой-то там Набоков изощрялся, сочинял высокое искусство. И все ради того, чтобы пришли киношники и сняли совершенно свое кино - для тех, кому за сорок и кто любит душещипательные истории.

Набоковскими нюансами картина лишь кое-где "исцарапана". Так, довольно по-набоковски (явно случайно!) выглядят флэшбэки сцен детства Лужина в дореволюционном Санкт-Петербурге. К счастью, в фильме совместного производства Великобритании, Франции и Италии нет никаких претензий на русский колорит, никаких говорящих или хотя бы молчаливо намекающих на Россию специальных деталей. В этом отсутствии стилистических перепадов брезжит как раз космополитическая порода Набокова, не разделяющего российское и западное на два мира и две эстетики.

Еще один явно нечаянный, но весьма тонкий перевод литературных подтекстов на визуальный язык осуществлен с помощью света. Лужин в романе балансирует на грани абсолютной полноценности и столь же абсолютного безумия. Живая сиюминутность деталей контрастирует в романе с холодком набоковской интонации, создающей атмосферу преждевременной ретроспекции. Лужин у Набокова выглядит еще как вполне нормальный талантливый человек. Но образ героя как бы уже отравлен знанием его дальнейшей судьбы. В фильме Марлен Горрис матовое, приглушенное освещение кадра сродни последнему ровному свету перед заходом солнца. Сродни последней ясности и радости сознания перед помрачением рассудка. Окружающее пространство как бы наполнено флюидами душевного кризиса Лужина. Однако ими все набоковское исчерпывается.

В центре фильма артистический дуэт Джона Туртурро и Эмили Уотсон. Туртурро известен как актер из мира братьев Коэнов, Вуди Аллена и Мартина Скорсезе. Уотсон вышла из кинематографа Триера. Но здесь оба этих далеких от кинопопсы актера почему-то со смаком воплощают самые расхожие амплуа - несчастный чудик и его самоотверженная муза. Как будто Джон Туртурро и Эмили Уотсон всю жизнь работали в телевизионных мелодрамах.

Лужин рассеян, как недоразвитый. Доверчив, как пес. В вечно перепачканном и перекошенном пиджаке, как интеллигент. Шагает старательно и неумело, как клоун. Танцует с тростью под дождем, как блаженный. Когда подлый наставник и менеджер бросает Лужина одного посреди улицы, герой вопит вслед: "Какой это город?!" Когда его коварно завозят на природные просторы и высаживают из машины, Лужин ложится в светлом костюме на траву и лежит так, пока не подберут случайные проезжие. В общем, чистой воды гений, каким представляют себе гениев сердобольные посредственности.

Лучшее в картине - история любви, изобилующая глубоко прочувствованными штампами. Конечно же, Лужин потеряет Наталию во время прогулки по городу, потому что не умеет гулять вдвоем. И, конечно же, будет делать предложение исключительно через сетку теннисного корта, где Наталия упражняется в престижном светском спорте. Он способен распознать в Наталии преданную любовницу и сиделку. А она готова полюбить его за муки экстравагантности. И вместе они - идеальная пара вечных великовозрастных детей. Естественно, мир не потерпит их счастья. Набоков писал не об этом, но Набоков жил давно, а кино должно иметь успех всегда и желательно не только у избранных.

Фильм будто нарочно перевирает мечты нервических, но не гениальных натур, покрывая их густым лаком обыденного мышления. Когда-то злосчастный "человек из подполья" у Достоевского настаивал, чтобы все происходило на озере Комо. Пожалуйста - вот вам пресловутое Комо. Этот навязчивый символ романтики и совершенства здесь становится деликатнейшим символом комфорта и декорациями для антиквариата. Взгляд тонет в плавных и прихотливых линиях берега, в тихой и неправдоподобно ручной глади воды. Такого ландшафта надо быть достойным. Его имеют право заселять лишь самые идеальные герои самых изысканных произведений - вроде комиксов по классике или постеров турагентств.

Зрителю дают насладиться видами массивных мраморных лестниц, по которым взбегают и спускаются герои. Недаром почти все снималось в Италии, на вилле Эрба в Черноббио. Реквизиторы, сбиваясь с ног, разнообразят формы бокалов и сервировку столов, мимо которых фланирует камера. Вышколенная массовка со знанием дела изображает очень фешенебельное общество, которое с досужим любопытством присутствует при судьбе гения. В такой обстановке хорошо разыгрывать детективы Агаты Кристи, где вся орава подозреваемых, истинный убийца и вечная мисс Марпл сходятся в одном - в умении ценить традиционный респектабельный сервис. Собственно, набоковская изломанная психология подменяется в фильме именно рациональной логикой простых и понятных внешних конфликтов.

Тема саморазрушительности таланта сведена на нет. Марлен Горрис - слишком жизнеутверждающий режиссер, чтобы заметить интерес Набокова к патологии духовности вообще и губительной природе незаурядного дарования в частности. Поэтому история Лужина превращена в сюжет о том, как отдельные злодеи при пассивном участии общественной среды заедают выдающегося, но слишком нервного шахматиста. (Аналогично в свое время была трактована жизненная катастрофа талантливого Моцарта в авторитетном, однако насквозь китчевом фильме Милоша Формана.) Лужин у Марлен Горрис - даже не легкая добыча, а готовый корм для завистников. Бывший менеджер Лужина, некто Валентинов (Стюарт Уилсон), наделен полномочиями почти инфернального губителя.

Стоит ему задержать взгляд на впечатлительном шахматисте - и тот начинает проигрывать. Реальные преследования демонического негодяя затмевают все перипетии и травмы внутреннего мира героя. В отличие от набоковского массовое сознание всегда больше беспокоится об опасностях, подстерегающих человека во внешнем мире. Уж с собственной душой он как-нибудь разберется. Самый грандиозный сюрприз ждет в финале. Такого стоического поминального оптимизма давно уже не встречалось в современном кино. Наши описания тут бесполезны. Это все равно что попытаться представить заочно, как Фортинбрас приносит противоядие для Гамлета, Гертруды и Лаэрта. Или как преданный слуга находит в лаборатории провалившегося в Ад доктора Фауста, готовую эссенцию для создания философского камня - и власть над вселенной дается-таки земным обитателям. Душу продавать можно, но менять трагедию даже на тень хеппи-энда - просто предавать искусство и героя. Но Марлен Горрис дороже всего чувство гармонии, какой бы ценой его не проходилось покупать. Защита Лужина от Набокова средствами мелодрамы состоялась.