БЫВАЮТ фильмы, где все эстетические радости подаются на блюдечке. Режиссер с оператором подобострастно и остервенело впечатывают его в физиономию благодарного зрителя. Притом "блюдечко" обрушивается на сознание и подсознание так часто, что голубой каемочки на нем уже не разглядеть. Но зато и не скучаешь. Так вот "Вес воды" Кэтрин Бигелоу ("На гребне волны") не предлагает подобных эффектов. Это кино для тех, кого не надо развлекать: у кого достаточно богатый внутренний мир и кто может продолжать думать о своем, пока длятся нужные, но нудные сцены.
При наличии инцеста, сумрачного колорита диких американских островов и судопроизводства XIX века, демократически комфортного быта современной яхты, убийств, любовных перипетий и загорающей topless Элизабет Херли "Вес воды" не дает зрителю ни единой поблажки и ни разу не опускается (и не поднимается) до простого нормального триллера. Эклектика картины не столько щекочет нервы, сколько норовит ввести зрителя в состояние комы. Фильм выдержан в сизо-серо-синей гамме, явно конкурируя своей "изысканностью" с рекламными роликами мятной жевательной резинки и газированной минералки. Ритм же картины действительно напоминает жизнь водной стихии и очень авторского кино. Сначала долгий изматывающий штиль. Две пары на яхте. Журналистка-фотограф (Кэтрин Маккормак) сидит в маечке и с очками на носу. Изучает факты по делу об убийствах двух женщин в 1873 году. Упорно не желает хорошо выглядеть. Щелкает фотоаппаратом, останавливая еле ползущее время фотокадрами. Спутники журналистки предстают застывшими в тонированных серо-голубых снимках. Это на память в личный альбом или для приложения к будущему криминальному делу?
Недовольно смотрит героиня на своего мужа-поэта (Шон Пенн). А муж, недовольный собой, смотрит на приятельницу брата (Элизабет Херли), которую явно не волнует ничто, кроме загара и своей тотальной женственности. Брат (Джош Лукас) вылезает временами на палубу и не знает, то ли ему тоже на кого-нибудь глянуть повнимательнее, то ли эротическими движениями помассировать спинку подружке. Никто ни с кем не заигрывает. Никто ни с кем не скандалит. Иногда цитируют стихи. От всего, и в особенности от последнего, становится тошно. Потому что все четверо чего-то друг от друга ждут. И нет никаких сомнений в том, что рано или поздно кто-то погибнет. Иначе зачем выходить в открытое море в такой узкой компании и растравлять себе душу?
Когда бессобытийное плавание длится десять минут, кажется, что это просто проваленная режиссером экспозиция. Когда проходит двадцать минут, понимаешь, что Кэтрин Бигелоу не лишена садизма. Когда и через час современный пласт все на том же месте, если не считать несостоявшегося занятия любовью супругов среди архивных полок на острове, чувствуешь, что подняться и уйти из зала невозможно. Картина укачивает. Превращается в эмоциональный эквивалент морской болезни. И тут режиссер начинает разрушать изматывающе мерное плавание столкновением с жесткими рифами и соленой бурей. Зритель уже не в силах испугаться или обрадоваться - неотвратимость катастрофы не ощущаешь, не переживаешь, но понимаешь. Режиссер не дает повода ни любить, ни ненавидеть, ни жалеть своих персонажей. Бигелоу давит на сознание, добиваясь при этом почти полной отключки зрительских чувств. Парализованная душа при активности действия - то, что рано или поздно ожидает здесь и всех героев.
Из крайне живописного, но при этом индифферентного визуального пространства "Веса воды" временами выныривают на поверхность сюрэффекты. С ремесленной уверенностью исторических телесериалов фильм воспроизводит обыденность поселенцев, обживающих острова Нового Света. Кадр до отказа заполнен фактурой сыроватой деревянной мебели и матово-тусклой кухонной утвари, грубыми домоткаными юбками и стеклянными от скуки глазами юной жены рыбака (Сара Полли), обреченной хозяйничать без надежды на спасение из этой глуши. И вдруг замечаешь, что низкое и плоское, как потолок, облачное небо несется над домиком посреди скал, мха и морских просторов. Кажется, земля остановила или резко замедлила свое вращение. Чтобы ничего в этой жизни не могло измениться. А небо, наоборот, решило обрести плоть, вес и скорость. Чтобы не оставаться над домом, где нет надежды на счастье.
Несомненно, оригинален у Кэтрин Бигелоу образ женщины-убийцы. Для него режиссер избирает классическое амплуа лирической инженю, поданное с ультрасовременной толерантностью к жестокости и почти физиологическим любопытством - как протекает жизнь до и после момента, когда в руки берется топор и обрушивается на тех, кто мешает существовать. Героиня Сары Полли, молчаливая и отрешенная, со своим правильным и почти детским овалом лица, с прямым пробором, в черной шляпке, вся почти окаменевшая, - собирательная копия всех пикантно неброских девушек на картинах прерафаэлитов. Ей ничего не остается, как до последнего терпеть присутствие и отсутствие нелюбимого мужа, приставания постояльца, стервозность сестры и проявления нежности от жены страстно обожаемого брата.
Героиня вершит расправу над ненавистными женщинами импровизационно. Убить - это так быстро, легко и безопасно, если не было предварительных приготовлений и сопутствующих сомнений. Процесс забивания одной женщины табуретом, а другой - топором, как и перетаскивание трупа за ноги в дом, чтоб было покучнее, показаны отчетливо, но без подробностей. Не эта сцена самоценна. Главное - как потом девушка-убийца, с окровавленным лицом, ночнушкой и руками, сядет за свой родной обеденный стол и будет рядом с трупами пить чай. Из привычной чашки, на которой тоже останутся кровавые разводы. Ну и пусть. Отпечатков пальцев еще не изобрели. Пожалуй, это и есть центральная сцена фильма, ради которой можно вытерпеть и все остальное. Кэтрин Бигелоу сняла картину о том, что убийство - это острое желание чьей-то смерти или просто неимоверно сильное нежелание чьей-то жизни. Все остальное - последствия, везение, стечение обстоятельств, чай.