Профессор и ее школа

КУЛЬТУРНАЯ жизнь в Москве бурлит: мчатся кони, поют тибетские монахи, в Большом мировая премьера "Игрока". И вдруг скромный концерт учеников, правда, весьма известного профессора - любимой публикой Элисо Вирсаладзе. Трудно избежать апологетического тона, когда такой малозаметный концерт становится музыкальным событием и, несмотря на неполный зал, имеет огромный успех.

Предоставлять ученикам не просто консерваторский учебный концерт, а вечер в своем абонементе первым начал Владимир Крайнев. Поначалу публика возмущалась и хотела именно Крайнева, но "друзья и ученики" оказались таковы, что уже вскоре стали собирать переполненные залы. Так же и Вирсаладзе представила публике не столько учеников (студентку и аспирантов), сколько готовых артистов. Они очень много играют по стране и за рубежом и у Вирсаладзе приобретают именно высокую артистическую школу. Похоже, что ее школа сейчас заключается в объяснении, что чего стоит в ее профессии. Они берут от Вирсаладзе ее культуру звука, принципы особого отношения с роялем. И Элисо очевидно удается обратить их в свою веру - ведь она слышна в каждой ноте своих учеников.

Первой играла студентка Мария Коломийцева шесть "Этюдов по Паганини" Листа, в том числе известную "Кампанеллу". Играла, может, и "крупновато", но без грохота, с изяществом, спокойствием и хорошей педалью. Линию Листа после этюдов логично укрупнил Дмитрий Каприн, хорошо известный по конкурсам имени Скрябина в Нижнем Новгороде и харьковском конкурсе Владимира Крайнева, где был лауреатом. Каприн играл Большую сонату Листа, которая заведомо опасна тем, что рассыпается на куски. Но он продемонстрировал столь поразительную лепку формы, что получасовая соната, хранящая в себе черты фантазии, развивалась в незамечаемом едином течении. Слишком торопливой показалась фуга в конце сонаты, но в целом все было сыграно элегантно, пластично, без псевдолистовского пафоса и надрыва. Все будто возникало на естественном фоне, и каждая тема претворялась в целое. Надо заметить, что не зря, видимо, Каприн лауреат скрябинского конкурса: в Листе он вышел за пределы центристского пафоса романтического звучания, добавив что-то от слышания и нашего века.

Яков Кацнельсон исполнил сюиту Прокофьева "Ромео и Джульетта". Ему удалось намерение сыграть эти десять пьес "оркестрово" и находить краски, несвойственные фортепиано. У Кацнельсона замечательное "рубато". Правда, временами звук казался чересчур жестковат, но что делать, если образы Прокофьева первоначально рассчитаны на более объемный, но совсем не сладкий прокофьевский оркестр.

Прокофьева удачно смягчил Рахманинов, обращенный к XIX веку. Его исполнял Алексей Володин. Сначала это были переложения Крейслера "Муки любви" и "Радость любви", а также Скерцо из музыки Мендельсона к шекспировскому "Сну в летнюю ночь". Это было сыграно изящно, стильно, с пластичной "левой рукой", то есть подголосками, которые так важны у Рахманинова. Все пианистические трудности этих пьес были преодолены с красивой легкостью. Мендельсон мог бы быть и легче, но пианист играл рахманиновскую программу и ориентировался на его стихию. То, что Володин любит и понимает Рахманинова, сказалось во 2-й сонате. Там пианист прочувствовал полифонию Рахманинова, которая основана именно на подголосках. Он совсем избежал богатых возможностей для надрыва, но передал ее ностальгию. Удивительно, что это ощущение свойственно всей музыке Рахманинова, как будто еще сочиняя в Ивановке он предвидел поворот своей судьбы. Очень красиво звучала вторая часть, финал - без грома, который может там только предполагаться. И все сыграно, как единое целое.

Ученики Вирсаладзе технически выучены так, что не преодолевают трудностей, а просто играют. Все, видимо, играли то, что близко. Программа каждого тянула на полноценное отделение концерта и представляла самостоятельно мыслящих музыкантов. По словам Элисо, им удалось проявить самобытное ощущение той музыки, которая кочует из конкурса в конкурс. Можно лишь удивляться отсутствию коллег и ректора консерватории на таком важном для нее событии.