Екатерина Сальникова В последние дни атмосфера "Кинотавра" сильно изменилась. Первый импульс, казалось, исходил от самой природы. Тихое летнее тепло уступило место бушующей стихии. Но мощный, "неручной" размах долгой бури чутко соответствовал тем экстремальным сюжетам, которые шли плотной чередой на кинопросмотрах.
Бытие на грани жизни и смерти в российско-белорусском блокбастере "В августе 44-го" Михаила Пташука значительно заслонило собой камерный и искусственный комизм "Второстепенных людей" Киры Муратовой. Ощущение нешуточной опасности, определяющее тональность картины Пташука, затягивало сильнее, чем рациональное понимание несовершенства этого фильма. На просмотре в Москве обращало на себя внимание то, что звездам в кадре тесно - а развернутых характеров почти нет. В контексте же программы "Кинотавра" сбор выдающихся исполнителей, принадлежащих к разным государствам, отдалившимся друг от друга в нынешнюю эпоху, воспринимался как попытка новой культурной консолидации. Дорого было само присутствие в одном фильме сразу Евгения Миронова, Александра Балуева, Виктора Павлова, Альберта Филозова - и Беаты Тышкевич, Алексея Петренко, Александра Феклистова - и Рамаза Чхиквадзе.
"В августе 44-го" и раньше впечатлял прежде всего живописностью кадра. В Сочи еще сильнее прояснился новый подход к военной теме. Парад русских и западноевропейских типажей (действие происходит в Белоруссии - рядом Польша), крупные планы лиц, покрытых пылью, потом и копотью военного времени. Кровь на зеленой листве. Белоснежная рубаха бегущей девушки. Колонны пехоты в золотистых тенях. Пиршество для глаз. Михаил Пташук сделал вполне серьезное кино о самом святом, что есть в нашей истории и нашем сознании, - о защите отечества от врага. Но не побрезговал учесть коммерческие задачи и психологические потребности зрителя - и снял кино так, чтобы его было приятно смотреть во время отдыха на курорте.
Сюжет "В августе 44-го" символичен в общем ряду фестивальных картин. Не просто война - а война после войны, в тылу, на уже освобожденной территории. Борьба не просто с внешним врагом, а со "своими", которые стали приспешниками фашистов. Не открытый бой - а долгая охота на диверсантов. Парадокс картины Пташука в том, что детективное повествование борется в ней с динамизмом боевика. Сотрудники "Смерша" блистательно владеют дедуктивным методом. Но это смотрится как архаичное излишество. Герои умеют вести и психологическую атаку. Но по-настоящему помогают им в деле все равно только мгновенная реакция и меткая стрельба. Детективное расследование хорошо вести, когда вокруг идет мирная законопослушная жизнь. Получается фильм о том, как стерлась и никак не может восстановиться разница между мирной и военной жизнью.
Эта разница вибрирует и норовит исчезнуть и в мире героев другого кино. "В августе 44-го" прошел в показательном обрамлении. Перед картиной Пташука показали немецкий фильм "Внутренняя безопасность" Кристиана Петцольда. Его герои - обычная добропорядочная семья. Муж, жена и дочка, современные граждане Германии. То, как они едут втроем на личной машине, перекусывают в кафе, сидят за столом в частных квартирах, - выглядит почти идиллически. Но семья вынуждена скрываться от политического преследования. Режиссер нигде не дает понять открытым текстом, каковы причины этого и что представляют собой родители пятнадцатилетней Жанны. По всей видимости, они были в прошлом близки Штази.
Режиссер исследует, как общество может вести облаву на отдельных частных людей. И как безнадежны попытки быть прощенными и вырваться на свободу в мире, декларирующем толерантность и уважение прав граждан. Характерно, что в картине Петцольда есть лишь долгие и безнадежные поиски выхода из ситуации.
После фильма "В августе 44-го" прошел показ английской картины "Мой брат Том" Дома Родероу. В ней разворачивается безысходная любовь юных Тома и Джессики. Том убегает в лес от извращенца-отца. Джессика убегает в лес к Тому от милых, нормальных, но утомительно банальных родителей, от оголтелых сверстников и влюбленного в нее школьного учителя. Герой фильма - наследник традиционного для XIX столетия в Англии образа "благородного дикаря" (noble savage) и Робинзона с Пятницей, вместе взятых. Жажда молодых людей остаться один на один друг с другом и с природой выражена исчерпывающе и лаконично. Герои приникают друг к другу лбами и носами. Обращенные друг к другу профили заполняют собой все пространство кадра. Между лицами остается лишь маленький кусочек пустоты, через который виден зеленый ландшафт, - как волшебная страна через замочную скважину. Эскапизм Тома и Джессики обретает все более агрессивные и отчаянные оттенки по мере того, как семья и окружение пытаются вернуть их в свое лоно. Дом Родероу создал сюжет о непроизвольном психологическом преследовании, которое ведет социум по отношению к тем, кто норовит его игнорировать. Опять же в мирной - на сей раз английской - жизни герои чувствуют себя как на осадном положении. В результате оказывается, что вырваться за пределы социума невозможно - проще убивать других и лишать жизни самих себя. Идеализируя британскую природу, режиссер беспощаден к своему обществу.
Вслед за "Моим братом Томом" должны последовать "Сестры" Сергея Бодрова, где окрестные леса, дачные поселки и электрички Подмосковья тоже предстанут несколько идеализировано - так, чтобы в этом пространстве могли выжить две девочки, за которыми охотится бандитская мафия (теперь это аналог социального института как такового). А после сестер дойдет очередь и до "101-го километра" Леонида Марягина, показывающего, как советский подросток вынужден в 50-е годы спасаться от местных идеологических служб и от уголовников. Сюжет необъявленной войны и охоты общественных группировок на частного человека становится лейтмотивом современного кино.
Собрав в конкурсную программу изрядное количество картин, невзирая на их художественный уровень, "Кинотавр" автоматически превратился в сплошной "информационный показ". Когда такой "показ" длится больше недели, каждый отдельно взятый фильм из российского кино начинаешь воспринимать по-новому. Среди безнадежно непрофессиональных картин отдельные, вполне средние, но профессионально сделанные фильмы кажутся не просто грамотными работами, а шедеврами. В столичной жизни и "Сестры" Сергея Бодрова, и "Приходи на меня посмотреть" Михаила Аграновича и Олега Янковского могли заинтересовать, скорее, как дебюты в режиссуре известных актеров разных поколений. И речи не могло быть о появлении новых творческих индивидуальностей, которые создадут свою эпоху в кино и откроют в искусстве кинематографа нечто ранее неизвестное. Но рядом с тусовочно-скандальным "Даун Хаусом", демонстрирующим полное непонимание того, что такое искусство вообще┘ Но в предвкушении скучно-сладкого "Праздника", снятого так, словно в России никогда не снимали и не умеют снимать фильмы о войне, да и саму свою историю знают из каких-то зарубежных сердобольных комиксов┘ Одним словом, начинаешь философически терпимо относиться к посредственным картинам с вялым драматизмом и бледной образностью. Планка критериев смиренно понижается. Развивается стоическая готовность воспринимать любое искусство без возмущения и удивления. "Кинотавр" добивается того, что критиков становится практически невозможно чем-то по-настоящему шокировать. Ведь речь идет уже не об оценке достоинств и недостатков конкурсных картин, а о простом расширении кругозора фестивальной публики.
Конкурс на "Кинотавре" учит одной элементарной, но очень существенной истине - каждый снимает кино как может. Эпоха демократических и рыночных свобод подразумевает, что каждый имеет на это право. Если, конечно, у него есть на это средства. У Максима Воронкова, снявшего по сценарию Юрия Горяинова и Ивана Козлова трехчасовое полотно "Под полярной звездой", средств было хоть отбавляй. Это привело к весьма противоречивым последствиям. Вряд ли какой-то столичный кинотеатр отважится всерьез заниматься прокатом названного фильма. В кино сейчас в основном ходит молодая, модернизированная по западным образцам публика, которой не очень интересно тратить полдня на безразмерную эпопею о советских газовиках Сибири
70-х годов. Если только современные магнаты газового промысла выделят немеренные суммы на рекламную кампанию - тогда будет возможно не все, но многое. Во всяком случае, широко проинформировать столичного зрителя о наличии своего фильма его авторы смогут. Вести серьезный разбор всей мешанины кондовых формальных приемов и сюжетных наворотов "Под полярной звездой" не имеет никакого смысла. Возможно, создай такую картину студент ВГИКа, его бы с треском выгнали и никогда не восстановили на курсе. Но вот фильм уже снят и уже показан хотя бы узкой аудитории.
Ничего не остается, как посмотреть на картину внимательнее и понять, почему с нее уходили в основном деятели кино и те простые зрители, которым было некогда. А основная масса публики сидела до конца и вполне живо реагировала на происходящее в экранной советской Сибири и прочих уголках нашей родины. Есть подозрение, что в коммерческом плане фильм Максима Воронкова далеко не безнадежен. Гигантское количество персонажей - но еще больше известных, всеми любимых актеров разных поколений. От Александра Пороховщикова и Виктора Степанова до Александра Семчева, от Юрия Назарова и Александра Пашутина до Сергея Баталова и Надежды Маркиной. Всех не упомнить. Они честно и даже, вольно или невольно, с вдохновением отыгрывают свои партии, сообщая диалогам в духе безликих советских пьес артистическую цветистость и свое личное обаяние. Временами возникает впечатление, что актерам на пользу чувство полнейшей безответственности в фильме "Под полярной звездой". Они заведомо взяли установку на то, чтобы создать не высокое искусство, а заработать деньги и по пути "оттянуться".
В результате советская действительность застоя предстает как глобальный балаган, где простые люди действительно просты "как валенки", руководители уже очень озабочены руководством, бывшие зеки уж слишком старательно вливаются в добропорядочную советскую жизнь, а русские женщины - удивительно советские жены и возлюбленные. Вообще актеры с явным наслаждением извлекают из своих творческих глубин советское нутро. И все - вплоть до Александра Семчева и Надежды Маркиной, прославившихся исключительно в постсоветское время, - становятся похожи именно на советских людей и именно советских актеров. Еще недавно Александра Семчева можно было представить только пьющим пиво в какой-нибудь цивильной обстановке. А вот он уже переоделся в немодный, домашней сибирской вязки свитер и шашлыки жарит посреди заснеженного двора, а то и самозабвенно хлебает что-то из котелка, греющегося на костре. Словно и не было в его творческой биографии ничего иного. Умом понимаешь, как много в этом балагане клише и откровенных штампов. Но душой не можешь не порадоваться, что каждый нашел себе в фильме, что ему играть.
Отдельные сцены вызывают просто-таки бурю эмоций - особенно это касается философских вкраплений. Чего стоит хотя бы рассуждение сибиряков-газовиков о том, что в газовой индустрии все происходит как бы само по себе. Кто-то дома у себя посиживает, водку попивает, "картоху" ест, огурцом закусывает. А газ он все равно из-под земли идет, и дела в отрасли как-то делаются.
Сделано это кино по принципу сериала - можно было снять не три часа, а тридцать или триста часов. Размах сюжетных линий и энергия мемуаристики о "славном времени" вполне позволяет. Наверняка нашлось бы немало людей, с удовольствием взявшихся отсматривать такой "наш" сериал по телевизору. "Под полярной звездой" можно счесть ностальгическим бредом воспоминаний о советском "славном времени". На самом деле при всех своих любительских огрехах "Под полярной звездой" - абсолютно современный фильм новой формации. Он основан не на лояльности к советскому строю, а на представлении об обществе как о хищной стихии. Любое государство - неизбежность. Любая карьера - игра по существующим в конкретном обществе законам. Оценивать их бесполезно. Лучше посочувствовать людям, которые пытаются к этим законам как-то применяться, и стараются при этом оставаться положительными героями и хорошими газовиками. Этот новый, постидеологический гуманизм заслоняет архаику киноязыка. И современный зритель в Сочи с пониманием аплодирует персонажам "Под полярной звездой", как родным современникам.
Сочи
