0
1502
Газета Культура Интернет-версия

02.06.2001 00:00:00

Зеленоглазая женщина

Тэги: светов, мемуары


Одно время модно было писать мемуары. Причем писали все - вспоминали и прошлое, далекое и близкое, и текущее настоящее, выводя на страницы друзей и недругов под собственными именами. Пару лет назад у группы писателей даже возник проект написать мемуары как бы из будущего о "сегодня", но благополучно провалился.

Что естественно: право на мемуары надо заслужить. Либо судьбой, либо внутренней полноценностью. Феликс Светов, безусловно, имеет право на мемуары по всем причинам. Но "Мое открытие музея" ("Знамя" # 4) все-таки не мемуары, - скорее и мемуары тоже. Это не документальная, а художественная повесть о жизни, вместившей в себя историю страны, историю поколения и собственную историю. Кроме того, это повесть о любви.

Экспозиция личного "музея" Светова на первый взгляд выстроена несколько хаотично. Здесь нет событий в последовательном порядке: воспоминания об отце, о далеком предвоенном детстве, о диссидентстве 60-х, о тюрьме и ссылке перемежаются сегодняшними (или прошлыми?), в общем, вневременными встречами с зеленоглазой женщиной (сколько бы лет ни было герою, она всегда молода).

Фрагменты повести связаны не хронологически, а ассоциативно: автор словно тянет из клубка памяти ниточку с узелками. Узелок - сюжет: юные пионеры 30-х годов впервые приходят в музей на Волхонке: прекрасные тела греческих скульптур - и, словно удар, пришедшее понимание, что "мальчик никогда не сможет дружить с девочкой". Узелок - открытие и закрытие в Минске экспозиции, посвященной истории семьи героя. Узелок - кабинет сотрудника КГБ, где герой узнает о смерти отца. И еще узелки - ЦДЛ 68-го года, потом вечер на "конспиративной кухне", когда решено было прекратить издание "Хроники текущих событий", потом тюремные воспоминания, эпизоды из жизни в ссылке. Песня Окуджавы, исполненная по радио, первый вечер возвращения в Москву. И чтобы читатель не заблудился среди ассоциаций, ему в помощь по тексту раскиданы "вешки". Среди героев повести много реальных и известных, тех, чьи фамилии были у оппозиционной интеллигенции на слуху: Анатолий Якобсон, Борис Шрагин... Знаковые фамилии. Но не только это помогает сориентироваться во времени. Вот, казалось, речь заходит совсем "о личном" - о природе ревности, - и словно вскользь брошено имя Свана. Но случайных экспонатов в музее нет, отсылка к Прусту подсказывает "затекстовый" смысл. Герой, представляя жизнь любимой без него, по прихоти фантазии выстраивает ее как балетную постановку, а раз балет, значит, Большой┘ Дальше дело за ассоциациями читателя: раз Большой, то для человека, чье детство и юность пришлись на 30-50-е годы, где-то рядом маячит фигура Сталина. Пусть имя не названо, но все знают, что балет - его любимое искусство, официальное искусство Страны Советов┘ А в этой стране ложь стала частью жизни, лгут все и всем... Частная жизнь плавно вливается в общую, личное бессознательное - в коллективное, жесткий режим держит человека в железных тисках. А для выросшего в другой стране и других условиях "балет" - такое безобидное слово.

Но в повести, помимо скрытых, есть и явные "признаки" принадлежности автора к определенному времени и определенной среде: название отсылает к роману Юрия Домбровского "Хранитель древностей", и последняя сцена - словно свидание с Домбровским через время. Домбровский - друг, собеседник, диалог с которым никогда не прерывался. У автора-героя и Домбровского - один стиль жизни. Кстати, последнее "свидание" с другом герою на память подарила женщина... Нет, не таинственная "зеленоглазка", а вполне реальная Зоя Крахмальникова.

Та женщина, что в повести все время рядом с героем, - она не названа, но узнаваема, она неповторима, но многолика. Она преданно ждет его из ссылки много лет, но у нее вроде бы есть муж... или нет? Но все равно что-то все время мешает быть вместе. Отношения с ней - та ниточка, на которой завязаны событийные узелки. И если события-сюжеты четко привязаны ко времени и историческим обстоятельствам, то история любви, как и полагается, вневременная, вечная. События четко эмоционально окрашены: гнев, боль, разочарование или, напротив, очарование. А женщина - она одновременно и радость, и боль, любовь дарит свободу, и в то же время это - добровольная тюрьма, единственно возможная зависимость. Та самая, "которою дано, сперва измучившись, нам насладиться". А без "измучившись", к сожалению, ничего не бывает.

Ни в личной жизни, ни в общественной.


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


КПРФ опять посмотрит на Мавзолей Ленина сквозь декорации

КПРФ опять посмотрит на Мавзолей Ленина сквозь декорации

Дарья Гармоненко

Группа быстрого реагирования по защите исторической памяти до Красной площади не добралась

0
1099
Верховный суд показывает статистическую гуманизацию

Верховный суд показывает статистическую гуманизацию

Екатерина Трифонова

"Фактор СВО" в снижении числа уголовных дел пока сложно просчитать

0
926
Наступлению мира могут помешать украинские диверсанты

Наступлению мира могут помешать украинские диверсанты

Владимир Мухин

Киев способен продолжить гибридную войну против РФ

0
1683
СКР предъявил обвинение задержанному по подозрению в убийстве генерала Москалика

СКР предъявил обвинение задержанному по подозрению в убийстве генерала Москалика

0
757

Другие новости