Екатерина Сальникова
ЛЮБОВНУЮ мелодраму "Осень в Нью-Йорке" с участием Ричарда Гира и Уайноны Райдер можно счесть самым элементарным фильмом сезона. Его режиссер - уроженка Шанхая Джоан Чен больше известна российскому зрителю в качестве актрисы, снимавшейся в "Последнем императоре" Бернардо Бертолуччи и "Твин Пиксе" Дэвида Линча. Изнанка американской мечты о личном благополучии обретает у Джоан Чен оттенки восточной созерцательности и мудрого парадоксализма.
Что сопутствует смертельной болезни женщины? Страх, отчаяние, трагизм, физические страдания, наконец? Ничего подобного. Прежде всего - это идеальная ситуация для прекрасной любви. Владелец фешенебельного ресторана, ловелас Уилл (Ричард Гир), внезапно для себя влюбляется в прекрасную Шарлотту (Уайнона Райдер), которой врачи уже поставили безнадежный диагноз. Миф о любовной идиллии здесь воплощен не с позиции Золушки, а с точки зрения умного и искреннего плейбоя. В нем могут проснуться глубокие чувства. Но ему будет легче, если жизнь гарантирует, что за свою страсть не придется расплачиваться многими годами изнуряющего брака. Поэтому Шарлотта - оптимальный вариант. Как отзывается о героине друг Уилла, "она молода, красива и скоро тихо уйдет - идеальная женщина".
По-хорошему кинематографичный комизм в действии возникает, когда Уилл в очередной раз начинает произносить свою "честную" фразу: "Я не могу ничего предложить тебе, кроме того, что у нас есть сейчас". Эти слова он произносил своей очередной пассии в начале картины, и, видимо, их он твердил всякий раз, когда заводил новый роман. Теперь он решил для безопасности высказать их Шарлотте, еше не зная о ее смертельной болезни. Ричард Гир выражает опытную твердость и вкрадчивое упоение своей - в который раз отстаиваемой - свободой. Герой не может отказать себе в удовольствии повторять свою фразу с невозмутимым садизмом, словно бы констатируя закон природы. Но тут вместо обычных слез, пауз и истерик новая девушка Уилла с весельем и беспечностью обреченной подхватывает "идею" Уилла - она прекрасно осведомлена о том, что ничего, кроме краткого романа, у них быть не может. Даже не стоит и надеяться на нечто большее, ведь она скоро умрет. Уилл не то чтобы меняется в лице - отсутствие привычного сопротивления его парализует. Он как бы попал не в то кино, очутился в истории, которую никогда не собирался разыгрывать.
У них будет все, что может предоставить современный Нью-Йорк в качестве красивого антуража для влюбленных. И чудесный бал, снятый на Манхэттене, в Боут-Бэзин на 79-й стрит, где гигантский танцзал для светской тусовки являет почти сказочный простор под небесами. Шарлотта возникает там как волшебная героиня в белоснежном платье, чья замысловатая элегантность (художник Кэрол Одиц) действительно напоминает подарок феи. Будут и прогулки по знаменитому Нью-Йоркскому парку, где время словно торопится вместить в последний отрезок жизни Шарлотты хотя бы два сезона. Будут и часы нежных объятий в роскошном огромном холле квартире Уилла, хорошо экипированной фурнитурой и бытовой техникой.
Герои часто показаны отраженными в зеркалах интерьеров или в прозрачных витринах, дверях и окнах зданий. Они как бы проходят сквозь стекла и превращаются в тени городского ландшафта. Город служит эффектной упаковкой для их переживаний. А они, в свою очередь, являются впечатляющими моделями, придавая особый человеческий нерв гармонии и экспрессии окружающей среды. Они вселяют обаяние смертных в неколебимость громады Нью-Йорка.
Драматизм рождается не внутри самого сюжета, а в силу его объективной полемики с каноническими вариантами хеппи-эндов и катастроф. У Джоан Чен смертельная болезнь героини оказывается не катастрофой и не стимулом к борьбе за жизнь, а предвкушением хеппи-энда. Наперекор американскому жизнелюбию Джоан Чен предлагает стоически полюбить близящийся финал бытия. Наперекор всему массовому кино Джоан Чен романтизирует именно ненасильственную смерть. Наперекор всем благородным "принцам", сыгранным звездами США, Ричард Гир воплощает реальную подоплеку мужского идеала. В ее основе лежит инстинкт Дон Жуана, а не верность однолюба. Но истинным центром "Осени в Нью-Йорке" стала героиня картины.
В ее лице современное американское кино обретает предельно двойственный тип женственности. В ней есть традиционный оптимизм и инфернальная энергетика. Вечная юность сочетается у героинь актрисы с утомлением и прожженностью. Утонченная до извращения духовность уживается с будоражащим эротизмом, без оттенка общедоступности.
Сыграв Шарлотту в "Осени в Нью-Йорке", Уайнона Райдер объединила жертвенность и демонизм. Ее героиня невольно мстит всему сословию изменников своей хрупкой предсмертной притягательностью. Благодаря Уайноне Райдер простая, если не примитивная, сентиментальная история в сердцевине своей оказывается сюжетом о возмездии всем тем, кто всю жизнь боялся вечной любви.
