МНЕ В РУКИ случайно попала пьеса Александра Володина "Старшая сестра", и я очень захотел снять фильм, тем более что денег на нее нужно было немного - действие происходит практически в одной комнате. К моей затее отнеслись полупрохладно, но все-таки запустили. Я начал подбирать актеров, поехал в Ленинград, чтобы походить по театрам. Естественно, пошел в БДТ и увидел там необыкновенную, потрясающую, красивую Татьяну Доронину. В Москве тогда ее еще не знали. Я ей предложил сниматься у меня, она согласилась. В театре Ленинского комсомола я увидел Наташу Тенякову, пригласил и ее. Обе актрисы поразили меня ярко выраженной неповторимой индивидуальностью. Я снял пробы, они меня вполне устраивали, слово было за художественным советом. Что там началось! Таня Доронина, может, и хорошая актриса, но то, что ей кино противопоказано, это определенно. Говорит тихо, как-то врадчиво, ведет себя странно и пр. Приговор - не годится. Наташа Тенякова... Во ВГИКе ведь преподавали технику речи, как вы можете брать актрису, у которой полон рот каши? Зачем вам Жаров, он не будет вас слушать. Будьте скромнее, пригласите какого-нибудь пожилого актера. И так далее. Не утвердили никого. Пырьев, который был членом худсовета, молчал. Наверное, пожалел меня.
Я пошел на прием к председателю Госкино Романову. Он меня выслушал и довольно неожиданно, ничего не обещая, предложил прийти на коллегию. А коллегия - это собрание директоров всех киностудий и министров кино всех союзных республик. Меня вызвали, я принес пробы, сидел ждал приговора и вдруг получил полную поддержку. И тем не менее на "Мосфильме" мне сказали, что студия к этому фильму не будет иметь отношения, я могу работать с Госкино. Я стал работать на свой страх и риск.
Материал мне нравился, в общем, я был доволен. Таня уже тогда цену себе знала, ее любил Товстоногов, ею восхищались ленинградские зрители, но мы могли с ней спорить. Где-то к середине фильма она захотела посмотреть материал. Мы с ней смотрим полфильма, зажигается свет, Таня медленно поворачивается ко мне и говорит: "Это все ужасно, это вне искусства. Правильно поступал худсовет, когда не утверждал ни меня, ни Жарова, ни Тенякову. Все мы играем плохо, картину вы не соберете". Я сначала пришел в ужас, потом успокоился, даже порадовался, что конфликт с "Мосфильмом" исчерпался сам по себе.
Надо сказать, что я был очень признателен Тане за то, что своим мнением она ни с кем из актеров не поделилась, мы продолжали работать. Через пару дней она подошла ко мне и сказала, что хотела бы показать материал одной умной женщине, которой она очень доверяет. Мне было уже все равно. Пришла маленькая худенькая женщина, с ней был рыжеватый крепыш с фигурой борца. Мы посмотрели материал. Женщина обратилась к Дорониной: "Таня, это гениально!" Я подумал, что она говорит с иронией, имея в виду другое слово на букву "г". Но она продолжала: "Не дай вам бог что-то менять. Как вы ведете картину, так и продолжайте!" Она говорила еще много, крепыш сказал всего лишь, что картина получится хорошая... Это была мама Эдварда Радзинского и он сам. Они очень поддержали меня.
Фильм мы сдали легко. Успех был огромный, очереди в кинотеатрах. Его отправили на декаду советского кино в Италию, там Доронина произвела просто фурор, ее называли и новой кинозвездой, и русской секс-бомбой. История со "Старшей сестрой" закончилась благополучно. А потом был фильм по пьесе Эдика Радзинского "Еще раз про любовь", который окончательно закрепил за Таней Дорониной заслуженный ею статус кинозвезды.