Хвала простоте

Робин Райт и Джек Николсон в фильме "Залог".

ЗАВТРА последний день 54-го Каннского кинофестиваля. На момент, когда пишутся эти строки, еще не показали картины Сехея Имамуры, Нанни Моретти, Франсуа Дюпейрона. Еще не успела откликнуться местная пресса на сокуровского "Тельца". На пресс-показе журналисты отнеслись к картине неоднозначно - когда пошли титры, многие зааплодировали (что бывает всегда), но кое-кто и засвистел (что бывает нечасто).

ШОН ПЕНН РАЗБУДИЛ СПЯЩУЮ КРАСАВИЦУ

В середине недели фестиваль начал просыпаться, уже приоткрыл один глаз, вот-вот начнет приоткрывать другой. Кто же тот принц, что разбудил спящую красавицу? Да не было никакого принца, если честно, - просто в этом году собравшиеся на Каннский фестиваль с такой наивной готовностью ловили и ждали (нет, не шедевра, не открытия) хотя бы просто фильма, к которому бы не было вороха претензий, по поводу которого не возникал бы вопрос: "Как он сюда попал?", да который бы просто не раздражал в конце концов. Оказывается, даже такому "монстру", как Каннский фестиваль, порой надо совсем немного. Первым фильмом, не вызвавшим множества нареканий (не считая мультика "Шрек"), стала лента Шона Пенна "Залог" (The Pledge). То, что не шедевр, к гадалке не ходи. И ругать не за что - тоже факт. Добротный, правильный, с крепкой сценарной основой (по мотивам повести Фридриха Дюрренматта), с несгибаемо популярным Джеком Николсоном в главной роли - умного, страдающего от жестокости мира полицейского. Такой гладкий триллер, как школьник-хорошист: звезд с неба не хватает, но и в пример зарвавшимся однокашникам поставить можно. Почти новичок в режиссуре, известный голливудский сумасброд Шон Пенн заставил поверить, что все еще может быть хорошо.

ТАЙВАНЬСКИЕ ЗАГАДКИ И АМЕРИКАНСКАЯ МИСТИКА

Фильм тайваньца Цай Минь Лянь "А там который сейчас час?" вызвал так много вопросов, что, наверное, не хватит газетной площади, чтобы их перечислить. К тому же все они достаточно интимного свойства. Тем не менее некоторые озвучим, не останавливаясь на содержании картины. Осталось непонятным, зачем главный герой в течение всего фильма каждую ночь выписывает литры и литры в пустые бутылки и пластиковые пакеты, извлекая их из мусорного ведра, - благо бы выливал все это потом на голову прохожим или делал из пакетов хлопушки - так ведь прячет в то же мусорное ведро; зачем так долго показывают, как героиню рвет над унитазом; зачем, "оторвав", она ложится в постель с первой попавшейся дамой; зачем, наконец, мать главного героя пытается совокупиться с урной, в которой покоится прах недавно умершего мужа, под его портретом (кстати, ей это удается, а уж как - рассказать трудно, не обессудьте). Казалось бы, привыкли ко всему: к неоправданно голым людям на экране, к голубой и розовой любви, к сексу чуть ли не со всеми представителями животного мира. Но все равно тайком мечталось, что остались заветные уголки человеческой души и тела, до которых не доберется никакая кинокамера. Например, совокупление с урной, где покоится прах любимого. Добралась, проклятая.

Когда два года назад Дэвид Линч привез в Канны "Простую историю", все были ошеломлены: Линч - и добрая мелодрама с хорошим концом? Или мир перевернулся? Да нет, мир на месте - Линч взялся за старое, о чем красноречиво свидетельствовала его картина "Дорога на Малхолланд" (Mulholland Drive). Свидетельствовала она также и о том, что лучшие линчевские триллеры стали достоянием истории. Картину вытянуть режиссеру так и не удалось, хотя начиналась она как занимательный, типично линчевский триллер с элементами мистики. К середине сюжет сдох, и его место коварно заняла полная сюжетная импотенция, запутавшая все так, что самые изощренные умы не в силах были реанимировать похороненное действие. Правда, чего у Линча не отнять, так это умения создавать атмосферу и даже в минуты полного сценарного бессилия держать зрителя в напряжении до последней минуты. После чего все покидают зал в недоумении, вступая друг с другом в ожесточенные споры - кто убил, убил ли вообще, почему оживает убиенная девушка по имени Дайана и что, черт возьми, вообще произошло.

НАПЛЫВЫ СТАРОЙ "НОВОЙ ВОЛНЫ"

Конечно, на Годара никто не попал, как мы и предполагали, кроме 400 счастливчиков. Впрочем, организаторы фестиваля сменили гнев на милость и всю остальную прессу пустили на вечернюю премьеру "Хвалы любви" (Eloge de l"amour), куда прибыл сам Жан-Люк Годар. Огромный зал приветствовал небритого классика в фуфайке и клетчатом пиджаке стоя. А через пятнадцать минут после начала картины поклонники стали предательски расползаться - годаровская неторопливость и тяжеловесность по плечу не всем. Хотя "Хвала любви" построена необычайно интересно: исследуя феномен любви, режиссер берет три пары (юношу с девушкой, взрослую пару и стариков) и с помощью нескольких персонажей, которые по сюжету собираются делать об этих парах то ли фильм, то ли спектакль, проходит с людьми весь путь любви, все ее этапы: знакомство, возникновение интереса, страсть, развитие отношений и, наконец, расставание. Все действие - в рассказах, во внутренней экспрессии, в замысловатых путешествиях камеры, ловящей полувзгляды, полужесты. Художественное решение визуально, главное действующее лицо - камера.

На Каннском фестивале прогнозы всегда делать трудно: неизвестно, в каких недрах и кем рожденная интрига способна перемешать карты даже самых дальновидных любителей прогнозов. Можно пока лишь сказать, что на момент написания этих строк наибольшие шансы получить "Пальму" у Жака Риветта, одного из зачинателей новой волны французского кино, наравне с Годаром, Трюффо, Тавернье, Ромером, Малем, Шабролем. Картина Риветта с расплывчатым названием "Кто знает!" (Va savoir!) - гимн простоте, несмотря на многослойный сюжет, многократно запутанный сложными отношениями людей со сложными характерами. Героиня фильма актриса Камилла (ее играет восходящая звезда французского кино Жанна Балибар) несколько лет как уехала из Парижа и теперь вернулась сюда с Туринским театром, где нынче служит. Судя по всему, бежала она от слишком исступленной любви. Приехав в Париж, решает встретиться с Пьером, тем самым доктором философии, которого любила. Пьер за это время обзавелся женой, сама Камилла живет со своим режиссером Удо, в которого влюбляется девушка, брат которой, в свою очередь, встречается с женой Пьера. Вот такие "цепочечные" отношения, усугубленные тем, что все от всего страдают, все друг друга любят, и все это происходит на фоне спектакля по пьесе Пиранделло "Если ты меня хочешь", которую играет театр Камиллы. Нужен кто-то или что-то, кто бы расставил все и всех по местам, соединил любимых и разорвал ненужные связи. И вот в роли "deus ex machina" является... дуэль между Удо и Пьером за право быть любимым Камиллой. Сцена дуэли великолепна до слез и хохота. Удо приводит Пьера в театр, уводит его под потолок над сценой на узенький мостик для рабочих сцены. На мостике стоят заготовленные две бутылки водки. Кто первый рухнет, тот мертвец. Естественно, за водкой дуэлянты забывают, зачем пришли, и дуэль проходит в теплой, дружественной обстановке. Тем более что, оказывается, под мостиком натянута сетка, и "мертвец" Пьер, свалившись, остается только мертвецки пьян, не более. Все остальные тоже счастливы, на сцене собираются все персонажи фильма, решившие раз и навсегда избавиться от прошлых обременительных отношений. Театральный конец, как в комедии дель-арте, слишком счастливый, чтобы быть настоящим, и слишком чистый, чтобы быть фальшивым. Как и сам фильм. Сценарий разработан классически скрупулезно, продуманная театральность действия не только не мешает, но обеспечивает ту степень зрительской отстраненности, что удивительным образом помогает восприятию разветвленного сюжета.

Ну слава Богу, а то все говорили - "ослик, ослик"...