Иван Суриков
НЕСКОЛЬКО лет тому назад "Независимая газета" проводила конкурс "Самое красивое лицо России". Долгий, многоэтапный, в котором каждый читатель имел возможность прислать фотографию любой своей родственницы, портрет любой, кого считал красавицей, когда неважно было, жила ли она в Х, ХIХ веке, или - наша современница, спортсменка, по возрасту не имевшая возможности стать комсомолкой. В финальном списке среди самых красивых лиц рядом с Натальей Гончаровой, другими знаменитостями и до тех пор неизвестных широкому кругу красавиц была и Элина Быстрицкая. Она и стала победительницей. По справедливости.
Красота - не в одной только правильности черт лица (о чем как, может быть, о самом субъективном, что только есть на свете, точно уж невозможно спорить). О игре Быстрицкой в спектакле Театра имени Ермоловой "Перекресток", где она на сцене вдвоем с народным артистом СССР Владимиром Андреевым, критик Вера Максимова написала после премьеры: "Красавица без возраста в элегантных белых одеждах, Быстрицкая играет Гелену. Такая же, как и Геля, - вечно молодая, с лицом, равного которому нет в целом мире. Играет свободно, женственно и мягко, со всепониманием талантливой женщины и глубоко спрятанной болью, с тонкой иронией и стильностью, которые всегда были сильнейшим свойством актрисы".
За полтора часа спектакля каждый из них двоих в разговоре успевает рассказать свою жизнь. В пьесе Леонида Зорина "Перекресток (Варшавская мелодия-98)" Быстрицкая играет Гелену, польку. Лицо ее стало символом русской, славянской красоты, поскольку в ее лице - вся гамма "русских" чувств, примет русской женщины. Боль, высказанная не в слове, а во взгляде: молчаливое страдание (или - сострадание), целомудренная, стыдливая, то есть внутренняя, "закрытая" эмоция (когда любят глазами и о любви узнают по взгляду, а не по решительно и стремительно сбрасываемым одеждам и очевидному томлению плоти), аристократизм, лишенный чванства, то есть какая-то изящная простота, отрицающая возможность какого бы то ни было панибратства или легкомысленного обращения. Потому естественно, что она в Малом, где все это ценится и сберегается, где к театру вопреки почти везде уже разрушенным канонам по-прежнему естественно относиться как к храму и кафедре.
Она и сегодня, когда у других многое или почти все позади (у других - но, конечно, не у нее), не позволяет чужим касаться ее личной жизни. Несколько удивленный взлет бровей - одновременно и приятие, и защита от мира. Удивление перед жизнью, открытость ей и одновременно внутренняя закрытость, - все вместе это и позволяло всегда относиться к Быстрицкой именно как к русской красавице. И рассчитывать на нее, когда было нужно заседать, выбирать и быть избранным, сидеть в президиумах и представительствовать от антисионистской общественности (в последнем, впрочем, она была востребована, скажем так, по другой линии).
Играя мало, она научилась в этом малом играть много. Все, что ей хотелось сказать, она, кажется, умудряется выговорить на том пространстве, которое ей отпущено. Да и ей ли жаловаться, ставшей кумиром, как говорится, однажды и на все времена?! Она и не жалуется, поскольку жаловаться - тоже не ее стиль (а о стильности Элины Быстрицкой сказано выше).
В недавней премьере "Горя от ума" она сыграла Хлестову. Гранд-даму, а не развалину, которую если и боятся, то по привычке, как принято было ее играть. Царицей московской. Самоирония, открытость не только высоким жанрам, но и "низкой" комедии (хотя "Горе от ума" - конечно, комедия высшего света) - то, чего прежде режиссеры не замечали в ней, а Сергей Женовач заметил и дал сыграть. А ведь она еще, кажется, и авантюрна, и игрок, если иметь в виду неравнодушное отношение Быстрицкой к бильярдному столу.
