Сопротивление материалов

ТЕ, КТО уже успел отозваться на публикацию романа Андрея Волоса "Недвижимость" ("Новый мир" ## 1, 2), дружно отметили перекликающуюся с названием "неподвижность" действия. Нет, сюжет развивается достаточно активно, персонажи действуют, иногда даже с лихорадочной торопливостью, - но все (или почти все) их усилия нерезультативны, бессмысленны, заранее обречены на провал. На создание этого эффекта работает практически весь текст романа: машина, на которой ездит по Москве главный герой, большую часть времени стоит в пробках, а в самый критический момент и вовсе ломается посреди дороги, клиенты по множеству раз обсуждают ничтожнейшие детали, так и не решаясь в конце концов на сделку, двоюродный брат героя, которого тот пытается спасти, доставая лекарства и подкупая медперсонал, оказывается обреченным на смерть задолго до того, как попал в больницу, наконец, девушка, которой он увлекся, постоянно смотрит перед собой неподвижным взглядом, все ожидая какого-то чрезвычайно важного для нее и так и не прозвучавшего звонка...

Главный герой "Недвижимости" - риэлтор, работающий от себя, на свой страх и риск. Такой герой для современного романа, упирающегося одним концом в субъективизированную до предела "исповедь" изолированного от мира рефлектирующего героя, а другим - в масскультную остросюжетную беллетристику, оказался находкой. Для автора это открыло возможность продемонстрировать галерею типов, не насилуя фабулу моделированием невероятных ситуаций, как вынуждены делать менее изобретательные писатели, стремящиеся остаться в пределах традиционного сюжетного романа. В принципе "Недвижимость" есть не что иное, как современный вариант "Мертвых душ", - перемещающийся в пространстве протагонист связующей нитью шмыгает между отдельными эпизодами, которые похожи на самостоятельные маленькие новеллы.

Сходство его риэлторской активности с деятельностью Чичикова поддерживается еще и тем, что оба связаны с куплей-продажей как бы не вполне "материального" товара: Чичиков покупает существующих лишь на бумаге крестьян, Капырин, герой Волоса, - продает не ему принадлежащие, иногда существующие лишь на бумаге, квартиры. Мотив "нереальности" товара дважды сыграет напрямую: первый раз - когда мучительно идущая сделка готова вот-вот состояться и вдруг оказывается, что квартира уже продана другому, второй - когда Капырин "покупает" для клиента квартиру, на которую претендуют еще шесть владельцев, и ему приходится расплачиваться своими деньгами (которых у него тоже нет - он занимает, а потом все никак не может расплатиться с долгом).

С другой стороны, ситуация в "Недвижимости" относительно "Мертвых душ" перевернута с ног на голову: мошенник Чичиков в каком-то смысле противопоставлен окружающей его среде, которая, хоть и обнаруживает порок в каждом из своих конкретных представителей, сама по себе задана как пространство с действующими юридическими законами, и именно потому в финале Чичиков разоблачен и повержен. Капырин же, напротив, помещен в хаотическую и нерегулируемую законами среду, тогда как сам стремится к честному исполнению взятой на себя роли. В этом смысле "Недвижимость" можно назвать романом нравоописательным и даже социально окрашенным - другое дело, что этот пласт подается ненавязчиво, как бы подспудно.

Риэлтору Капырину приходится постоянно преодолевать сопротивление вязкой и неструктурированной среды, вынуждая ее (иногда) поддаваться мелким преобразованиям. Поскольку роман написан от первого лица, то единственный "полноценный" голос - и взгляд - имеет в нем главный герой. Окружающие его "типажи" по большей части карикатурны. Здесь Волос снова следует методу Гоголя, выделяя в персонаже одну характерную черту, гиперболизируя которую, достигает комического эффекта, одновременно наделяя образ четкой и недвусмысленной характеристикой. В каком-то смысле Волос в "Недвижимости" раздает всем сестрам по серьгам, последовательно прописывая бывшую сотрудницу ВПШ и бывшего же политработника, нового русского, мелкого бандита, молодую сотрудницу телевидения, немолодую мать юного лоботряса, чету пенсионеров, страшно напоминающих гоголевских же старосветских помещиков... Вовлеченные в сферу купли-продажи недвижимости, эти люди легко обнаруживают свое естество, не церемонясь с маклером, как с врачом. Он становится невольным конфидентом, которого посвящают в некрасивые житейские обстоятельства, свидетелем семейных сцен, иногда его просто хотят втянуть в ненужные ему отношения.

Очень неудачно выглядит та линия, где автор почти силком заставляет Капырина увлечься странной молодой девицей. Образ этой красотки попал в "Недвижимость" явно из других жанров, где психология - невостребованный товар. Томная дива перемещается по тексту с соблазнительной для героя загадочностью, действуя на его эротическое воображение стильными ногами и точеными чертами лица, но мало трогает читателя, вынужденного удовлетворяться одними восторгами рассказчика. Параметры этой Ксении вызывают в воображении что-то вроде упаковки колготок с традиционной "девушкой с длинными ногами". Если эта линия введена беллетристичности ради, то беллетристичность в "Недвижимости" достигается совсем иными средствами, совершенно не нуждающимися в заимствованных из любовного романа костылях.

Быстрая смена емких и часто фарсовых эпизодов, оттененных драматическим "родственно-провинциальным" пластом (Капырин то вертится как белка в московском колесе, то "выскакивает" в медленно текущий, но ничуть не менее хаотичный быт подмосковного городка, где умирает в больнице брат и никак не приспособится к жизни его малахольная падчерица), работает не только на емкость повествования, но и на его "кинематографичность". К тому же сама тема редко кого оставит безучастным: интерес к квартирному вопросу был и остается одним из самых острых. Автор же владеет в этой области, видимо, нешуточными познаниями, сообщая о предмете сделки с недвижимостью столько животрепещущих подробностей, что кажется, будто она и есть метафизический движитель сюжета.

Волос попытался сделать (и сделал) хороший современный роман. Динамичный, сюжетный, событийный - и проблемный. Подчеркнем, современный отечественный роман, ориентированный прежде всего на русскую классическую традицию. Как ни странно, курилка все еще жив - несмотря на упорное сопротивление окружающих его материалов.