Вера Максимова
ОН РОДИЛСЯ 8 Марта. В "женский день", в "женский праздник". Он, который несравненно, "тотально" нравился женщинам и женщин талантливо, разнообразно, пылко, каждую - особенно - любил. Он был очарователен, прелестен, по-моцартовски легок. Как и его старший и близкий друг, первооснователь "Современника" Игорь Кваша, Миронов, в "шестидесятники" по возрасту не попавший, играл мальчиков. Но это был американский мальчик Холден "Над пропастью во ржи" Дж.-Д. Сэлинджера. Он играл "маски" взрослых мальчиков Маяковского: ужасную - перерожденца Пьера Присыпкина, пошляка Баяна и прекрасную, солнечную - энтузиаста, гения движения Велосипедкина. У молодого Марка Захарова в его запрещенном (тихо удавленном властями) "Доходном месте" он играл мальчика Жадова очень живым, талантливым, добрым, которого загоняет в тупой угол жизнь и который, обессилев, уже готов капитулировать, но в последний миг восстает, поднимается с колен, протестует, хоть и шепотом. Невероятно популярный, знаменитый, всенародно любимый, Миронов никогда не принадлежал к "властителям дум" нашего Театра, пламенным защитником "гражданственности", моралистом. В юности на вопрос о том, в чем состоят его комсомольские обязанности, отвечал, что "гуляет по вечерам с собакой". И публика у Миронова сложилась своя, во многом другая, чем у его столь же знаменитых сверстников. Разумеется, "прогрессивная театральная общественность" в полном составе являлась на мироновские спектакли, среди которых оказалось столько событийных, этапных - и возрожденный Маяковский, и "Доходное место", и "Дон Жуан" и крамольный в 70-е годы "Ремонт" драматурга Рощина, и классические "Ревизор" и "Горе от ума", и чеховский "Вишневый сад", где он несравненно, не купцом-накопителем в первом поколении, а талантливым и совестливым, русским человеком с тонкими нервными пальцами и тонкой душой сыграл Лопахина, и ослепительная, славящая радость бытия "Женитьба Фигаро"... В огромном, на 1200 мест амфитеатре Театра сатиры постоянно не хватало места. Этих людей он оставил в наследство своему осиротевшему театру, в котором прожил и проработал 25 лет, который переживает ныне не лучшие свои времена и тем не менее ежевечерне полон, как при Миронове.
Миронов ушел из жизни "театрально", умер так, как мечтают умереть все актеры без исключения. Миронов ушел в час своего наивысшего актерского торжества, в самом финале "Женитьбы Фигаро". В черном, бархатном, в шитье и зеркальных блестках, парадном сюртуке своего героя, он ушел не "слугой" (как заметил один из критиков), а "грандом" вдохновенного Плучекова, суперэстетского - зайцевского и левенталевского - спектакля. Близкий друг и партнер Александр Ширвиндт - Граф Альмавива едва успел подхватить его, услышал: "Голова, голова болит". Ольга Аросева в костюме Марселины бегала через площадь к телефону, обзванивала знакомых и незнакомых в поисках знаменитого московского нейрохирурга Канделя, в то лето отдыхавшего на Рижском взморье. (В православных храмах ныне отделившейся Латвии в этот день, вот уже четырнадцатый год проходят поминальные службы.)
Сегодня о Миронове часто вспоминают, много пишут хорошего, верного (вышли два издания сборника воспоминаний), но и лживого, дурновкусного. Делят его привязанности. Присваивают его вечную "единую и неделимую" любовь. Оскорбляют его семейных, близких, друзей, произвольно присоединяя себя к последним. Но подлинно близких друзей насчитывалось у него немного. Гриша (Горин), Игорь (Кваша), Шура (Ширвиндт), Саша (Ушаков), Марк (Захаров), Миша (Державин)... Его талант, казалось, целиком принадлежал сфере таинственной, иррациональной, вдохновения и наития: импровизационной стихии, говоря по-театральному. На самом деле он бесконечно над собой трудился, работал. Ибо от природы вовсе не был создан так идеально, как представлялось. (Говорят, что даже в день гибели - летний, солнечный, жаркий, он играл в теннис, не только потому, что любил, но и в опасение лишнего веса.) От рождения у него были "тяжелые ноги", склонность к полноте.
Пластическая гармония, идеальная соразмерность, равно как и певческий дар, пришли позже, дались многолетними упражнениями. Он был также педант, чистюля. Входя в дом, неизменно проводил пальцем по поверхности мебели. Он был по-американски деловит и пунктуален. Любил деньги, вернее - свободу, которую они ему предоставляли, но никогда не халтурил. На самых скромных концертах играл и пел в полную силу, работал на износ. Вот только был ли он, такой заразительно смешной на подмостках, такой остроумный, в е с е л? Глаза смотрели печально. Когда отбирались фотографии для юбилейного или поминального, по случаю шестидесятилетия артиста, спектакля, веселой фотографии не нашлось. Между тем Миронов - или судьба - выбрали верно - и Театр сатиры, и многолетнего руководителя.
Сыгравший 18 главных (и каких!) ролей, поставивший 5 самостоятельных спектаклей, артистической биографией своей Миронов сравним с немногими. Его жизнь совпала со временем рассвета и активного действия выдающегося советского режиссера Валентина Плучека. Плучек и Театр сатиры создали Миронова.
Даже в его "пустельге" Хлестакове вдруг проступали вопрошание и тоска. Как комедийный, синтетический, широчайшего диапазона актер в театре и кино Миронов состоялся полностью. Как драматический и трагедийный актер он лишь становился на ноги. В последние годы он открылся как глубокий и оригинальный постановщик русской классики. Он ходил по краю жизни и тем больше, исступленнее любил жизнь. Так веровал его великолепный человек - Фигаро. Его Мэкки с петлей на шее кричал: "Я жить хочу!" На юбилейном спектакле, в котором будет участвовать почти вся труппа, даже только что перенесший тяжелую операцию Спартак Мишулин, с экрана над сценой прозвучит этот крик-призыв-протест. И мы услышим его.
