Майя Крылова
В ИСТОРИИ "Лебединого озера" Чайковского много драматических моментов. Провал на премьере в 1877 году - из-за бездарности балетмейстера. Нарастающий триумф позднее, когда за дело взялись Мариус Петипа и Лев Иванов - корифеи русского классического балета. Череда новых версий, восстановлений и редакций "по Петипа-Иванову", каждая на свой лад рассказывающих историю о девушке, превращенной злым волшебником в лебедя. В радикальных западных танцэкспериментах лебедь претерпел много метаморфоз - от превращения в мужчину до приобретения облика свиньи или лысого, бесполого и весьма злобного монстра. У нас же, на родине героини-Одетты, она по-прежнему величаво плывет на пуантах и взмахами рук-крыльев олицетворяет всегда одно: возвышенную платоническую любовь.
По вариантам "Лебединого" в Российской империи-СССР- России можно восстановить не только историю искусства, но и историю общественных формаций. Не говоря уже о психологических портретах хореографов. Григорович впервые обратился к этому балету в 1969 году, сделал версию с трагическим финалом (что соответствует оригинальному либретто XIX века) и с мотивом двойников: принц и Злой гений как второе "я" положительного героя. Это была замечательная по смыслу идея, уравновешивающая по мужской линии образы двойников-лебедей, Белого и Черного. Старожилы Института искусствознания помнят, как после генеральной репетиции балета спешно было отменено предполагавшееся обсуждение спектакля. Тогда к балетоведам приехала сама Фурцева и объяснила, что ТАКАЯ философия советскому человеку чужда в принципе. Григорович был вынужден переделать балет, раздраженно называя новый вариант "апофеозом в фа-мажоре". С оптимистическим идеалом спектакль шел на сцене ГАБТа почти 30 лет, показывался по телевидению во время путча ГКЧП - и четыре года назад был снят с репертуара, чтобы освободить место для неудачной версии Владимира Васильева. Теперь театр с благословения министра культуры Михаила Швыдкого опять обратился к Григоровичу, причем в момент, когда из 15 балетов последнего в репертуаре ГАБТа оставалось всего пять.
...Видимо, Григорович исходил из постулата: жизнь творческого человека есть тотальное непонимание и козни окружения. И надо познать "глубокий философский смысл одиночества". В спектакле все символически замкнуто на принца. Раздваивающаяся душа Зигфрида - поле битвы доброго и злого начал, последнее материализуется в виде тени-двойника (Злой гений), он же - Судьба, от которой фатально не уйдешь. Когда герой очарован Белой птицей, он лишь демонстрирует свой "романтический идеал", когда пленяется Черным лебедем - это душа выпускает на поверхность собственные темные страсти.
Все происходящее - по-видимому, плод воображения героя, который на самом деле и не выходил за пределы своего замка. Недаром в "лебединых" сценах не убираются подвесные люстры из первой сцены дворцового праздника, на боковых кулисах все так же вырисовываются геральдические гербы, а на заднике практически нет озера, а есть марево.
В спектакле восстановлены декорации и костюмы Симона Вирсаладзе. "Суровый стиль" театрального шестидесятника, черно-серебристое с коричневым на подвижном заднике и кулисах - и умеренно цветные костюмы. Сделано со сдержанным вкусом, но - полная противоположность принятой нынче в основных музыкальных театрах мира практике роскошных постановок балетной классики. Приглушена роль световой партитуры: раньше в балете "танцевали" световые круги на полу в темноте, а резких контрастов тьмы и яркости было больше.
Хореография: то, что мы увидели, на 90% совпадает с прежним григоровичевским "Лебединым", так что премьеру можно считать возобновлением. Григорович - и Лев Иванов ("белый" акт), Александр Горский (танец трех лебедей и па-де-труа первого акта), Петипа (антре и адажио в "черном" па-де-де). Сплошной стремительный поток танца на пуантах, что (судя по услышанным зрительским откликам) многими воспринимается как монотонность. Обилие больших прыжков - любимый Григоровичем способ подать патетику. Режиссура мастера: грамотно выстроенный спектакль, в котором точно дозирована длительность мизансцен и разработана четкая структура сценических построений и перестроений.
Изменения коснулись прежде всего нескольких минут финала: Одетта гибнет... даже не гибнет, а исчезает. Этот вариант отличается от запрещенного в 1969 году: тогда лебедь медленно удалялся вдаль, истаивая в пространстве, теперь Одетта ложится на пол и замирает под гаснущий свет. Злой гений вместе с ней оказывается за занавесом-"языком". Принц остается один и трагически простирает руки к зрительному залу, словно герой "Жизели". Зигфрид получил больше танцев в первом действии, а Злой Гений больше, чем раньше, вторит движениям принца - и порой физически подталкивает свое положительное "я". Все это в совокупности и продвигает тему усиления одиночества - в сравнении с прежним спектаклем Григоровича. Заново поставлен эпизод, когда принцу привиделись белые птицы, - они теперь стоят клином за прозрачным черно-белым "языком", а раньше строились в шесть рядов, тем самым в балете возникало два выхода лебедей (второй - знаменитый выход-наплыв по одному из правой кулисы). В скобках: странно, что в балете со средневековым колоритом церемонимейстер двора сидит на троне рядом с принцессой, как ровня.
Некоторые музыкальные номера переставлены в партитуре местами ("да простит меня великий композитор", пишет Григорович в программке), а трагическая музыка из увертюры единственный раз повторена в финале, закольцовывая действие в замкнутый круг. Оркестр под управлением Павла Сорокина протокольно отыграл положенные ноты, громыхая несбалансированными медными, периодически фальшивящими, и гнал, как на пожаре, отчего не все танцовщики успевали попасть ногами в такт музыке.
Впрочем, кордебалет старался, из невест особенно хорошо танцевала Испанка (Мария Александрова), а шут (Морихиро Ивата) шустро вертелся, прыгал и кувыркался, что получалось у него лучше, чем у шута Яна Годовского. Две ипостаси принца удачно дополняли друг друга в обоих составах за счет полной актерской противоположности: страстная гибкость Николая Цискаридзе (Злой гений) накладывалась на абстрактное благородство манер Андрея Уварова (Зигфрид), притом, что оба танцевали по-премьерски. Элегический Сергей Филин не уступал Уварову по качеству танца, а его Злой гений Дмитрий Белоголовцев был могуч и брутален. Правда, оба принца не очень увлекаются идеей Григоровича о борении подлинных и мнимых идеалов в одной отдельно взятой душе, они просто красиво танцуют классику.
Одетта-Одилия первого состава - Анастасия Волочкова - превратила философско-романтическую драму Григоровича в мыльную мелодраму. Из-за необаятельности этого лебедя, одновременно напыщенного и холодного, как лед, отчетливо замечались изъяны ремесла - упрощение хореографического рисунка за счет выбрасывания деталей, рваная пластика и невыворотные ноги с вялым подъемом. Зато Лебедь в исполнении Галины Степаненко - личный триумф балерины. Мы увидели музыкальный, кантиленный, чуткий к полутонам танец. В нем было сдержанное благородство и понимание движения как длящегося таинства, а не как смены декоративных поз для демонстрации внешних данных.
...Постановка, на которой уже воспитано не одно поколение балетных зрителей, - единственная танцпремьера в юбилейном, 225-м, сезоне Большого театра. На спектакле были замечены: Михаил Касьянов, Валентина Матвиенко, Герман Греф, Александр Починок - из политиков. Художник Шилов, режиссер Волчек, телегерой Виталий Вульф - из деятелей искусства.
