Кто любит остывший чай?

В ПЕРВОМ номере "Знамени" за этот год опубликована повесть Андрея Дмитриева "Дорога обратно". Время действия - начало 50-х. Героиня, Мария, - женщина со смутной биографией, впрочем, по представлению автора, вполне типичной для маленького советского человека: в детстве голодала в деревне, во время оккупации за кусок хлеба с салом жила с добрым немцем, потом честно за это отсидела, потом работала где придется, потом (повезло!) была взята няней к детям добрых людей, в довольно приличную семью. Тихая, незаметная, нетребовательная. Однажды, будучи послана в магазин за комбижиром, села в случайную машину и со случайными попутчиками отправилась в Пушкинские горы справлять день рождения великого поэта. Досправлялась до того, что уснула на берегу озера. Проснувшись с тяжелым похмельем и обнаружив, что попутчики-собутыльники ее бросили без копейки денег, Мария покорно повлеклась обратно во Псков пешком... Добрые люди Марию не уволили, то есть за этот проступок не уволили, а уволили тогда, когда она, подзуживаемая двумя пьяными подружками, стала требовать себе часть хозяйской жилплощади. Что сталось с Марией потом - неведомо. Почему-то кажется, что она не пропадет, как не пропадет бродячая кошка на помойке или инфузория-туфелька, выпущенная в лужу.

И параллельно, в первом номере "Нового мира" тоже за этот год, появилась повесть Виктора Астафьева "Пролетный гусь". Время действия - конец 40-х. Героиня - Марина, бывшая госпитальная медсестра, на долгом послевоенном пути в Россию знакомится с солдатиком Данилой. Обоим ехать некуда: ни семьи, ни дома. Сошли на случайной станции Чуфырино, поселились у старой железнодорожницы Виталии Гордеевны, родили сына Аркашу (кстати, маленькая деталь: Марина прошла войну, но Данила был у нее первым мужчиной). Работали, выбиваясь из сил: Данила на железной дороге, Марина - медсестрой и уборщицей. Любили друг друга и Арканю. Вернулся сын Виталии Гордеевны, Владимир Мукомолов, "воевавший" в сытой должности штабного политрука, привез холеную жену Нелли, и стали они выживать квартирантов, и выгнали бы, не вступись за них Виталия Гордеевна. Но жизнь легче не становилась: от недоедания и болезней умер маленький Аркаша, потом скоротечная чахотка унесла Данилу. Марина осталась одна: "Мимолетом подумала, что надо было, наверное, идти в церковь, к Богу. Но уж чего соваться с верой, когда вся вера потерялась, изошла, да и о Боге вспомнила она сейчас вот, когда приспичило. Это что же, опять спекуляция, опять приспособленчество, желание прожить с чужой помощью. Не-ет, это уж пусть Мукомоловы и все прочие, на них похожие, живут, она, уж раз отрешенная, жизнью рыбешка затертая, будто льдом в ледоход, как-нибудь сама со своими невеликими бедами справится". И руки на себя наложила, ушла к Даниле и Аркане.

Собственно, и Дмитриев, и Астафьев снова затронули вечную тему - маленький человек. Две героини, стартовые условия и у той и у другой приблизительно одинаковы, хуже некуда: ни семьи, ни дома, ни жилья, выброшены судьбой в жестокую жизнь - плавай как знаешь. На этом сходство и заканчивается.

Нашу востребованную "толстыми" журналами литературу сплошь и рядом населяют "бедные люди". Но литературные бомжи - от Владимира Маканина и до Андрея Дмитриева, - напоминают восковые фигуры мадам Тюссо.

Мария из "Дороги обратно" - амеба под микроскопом, за которой биолог-Дмитриев наблюдает с научным любопытством, выявляя один за другим признаки "таинственной русской души": смирение, безалаберность, надежда на "авось", стихийная религиозность (место Бога в его отсутствие замещает Пушкин), платоно-каратаевская доброта... История с собачкой, привязавшейся к Марии по пути, у знатоков непременно вызовет ассоциации со знаменитым толстовским персонажем.

И сам текст вмещает в себя множество смыслов. Начиная с названия: дорога обратно - куда? Домой? К истокам? К себе? К Богу? К Пушкину и великой русской литературе?

Астафьев верен себе: опять пишет о людях, которые остаются людьми в нечеловеческих условиях. При большом желании и у него можно найти литературные аллюзии, главным образом на самого же Астафьева. В новой повести, как и в "Веселом солдате", как и в "Проклятых и убитых", нечеловеческие условия прописаны ярко, без флера, писательское восприятие - словно зеркало, в котором отражается все, как есть, поэтому Астафьева тяжело (психологически тяжело) читать. Но и герои его, затертые жизнью, ничем, казалось бы, не примечательные, - живые, из плоти и крови. Вызывают не сопливую жалость или недоуменное равнодушие, а сопереживание, принятие не просто выдуманной, но выстраданной писателем судьбы. (Кстати, Астафьев и не скрывает, что часто использует как материал собственную биографию.) Марина и Данила смиренно принимают суровую, полуголодную жизнь, не ропщут, но и не опускают руки.

А то, что Андрей Дмитриев почитает за смирение, у Астафьева называется равнодушием. Это настоящая психология бомжа: полное равнодушие и к своей, и к чужой судьбам, неумение и нежелание любить и брать на себя любые обязательства. Конечно, "Дорога обратно" сделана вполне грамотно и профессионально, но если в жилах героини течет не кровь, а филологическая вода, то никакие красоты стиля повесть жизнью не наполнят.

"Пролетный гусь" продолжает русскую классическую традицию, Марина и Данила - те же "бедные люди" Достоевского┘