Спящая красавица и заезжие красавцы

ПРЕМЬЕРА "Щелкунчика", о которой мы уже писали (см. "НГ" от 14.02.2001), была, возможно, апогеем, но не единственной интересной подробностью Первого международного фестиваля балета, только что завершившегося в Мариинском театре. Сам факт фестиваля в очередной раз показывает, что этот театр возглавляют большие доки менеджмента и пиара. По этой части Большой театр плетется позади.

"Спящая красавица", открывшая фестиваль, напомнила о спорах, кипевших два года назад, когда Мариинский театр объявил о реконструкции аутентичного спектакля 1890 года, то есть первоначальной версии Мариуса Петипа. Со ссылкой на тщательное изучение гарвардского архива Николая Сергеева (режиссер Мариинки в предреволюционные годы, вывезший записи текста балета на Запад). Из имевшейся редакции советских времен были использованы мужские вариации, потому что ныне неприлично, чтобы исполнитель главной роли просто помогал балерине и прохаживался по сцене, как было во времена Петипа. Одно это обстоятельство, а также неполнота гарвардских записей, фиксировавших спектакль спустя пятнадцать лет после премьеры, не позволяют говорить о полной реставрации. Но этот новодел, опереточно-пышный, чрезмерно разноцветный (у автора костюмов, тогдашнего директора Императорских театров Всеволожского, был типичный вкус второсортного художника-любителя эпохи эклектики), переполненный пантомимой и вообще избыточный во всем, - балетоведчески интересен. Как отсылка музейного характера к типу балета эпохи позднего Петипа, где великий хореограф - шоумен своего времени, мастер броских зрелищ. Увы, именно броскости недоставало Авроре (Жанне Аюповой), да и вся труппа не была особо озабочена стилистическими проблемами. Танцуют, не приближая манеру к концу XIX века, а как привыкли танцевать, - что в предыдущей редакции, что в этой. Принц Дезире (Игорь Колб) простовато маялся в нетанцевальных сценах в огромной тяжелой шляпе с перьями и ходил по сцене странной, полубалетной-полужитейской походкой, ожидая момента, когда можно будет показать свой незаурядный прыжок. Зато радовали сценические волшебницы - Вероника Парт (Фея Сирени, своей молочно-белой статью напоминавшая о первой исполнительнице этой партии - дочери Петипа Марии), Яна Селина - фея Канареек и Флер-де-Фарин (Майя Думченко).

Гала-концерт "Шедевры императорского балета" показал, что в Мариинском театре существуют те же проблемы, что одолевают наш балет вообще: балетный оркестр может "лажать" в группе медных и духовых, а по части классики - мало безусильного, кантиленного, не отдающего открытой спортивностью танца и катастрофически не хватает танца музыкального. В "Па-де-катре" лишь та же Майя Думченко соответствовала сильфидной природе этого танцпамятника романтическому балету. Три другие балерины - при том, что они обладают массой профессиональных достоинств, - лишь изображали невесомые позы с антикварных гравюр, танцуя при этом что-то вполне плотское, уместное в отголосках старинного танца - качучи, но мало пригодное в других эпизодах "Па-де-катра". Более близкие по школе и моторным привычкам тела отрывки из "Конька-Горбунка", "Корсара" и "Раймонды" продемонстрировали Мариинский балет как он есть: с высококачественным кордебалетом, крепкими корифейками и проблемами у солистов-мужчин. Еще один гала был посвящен балетным памятникам советского периода - второй акт "Легенды о любви" (с блистательно танцевавшим гостем из ГАБТа Николаем Цискаридзе), специально восстановленные и сведенные в сюиту танцы из драмбалетов "Гаянэ" и "Лауренсия". В "Гаянэ" все смотрелось на одном дыхании, и во время танца с саблями хотелось самой приплясывать. В "Лауренсии" натужные попытки Вячеслава Самодурова справиться с технически трудной ролью столь же мало дышали испанскими страстями, как и добросовестно-школьный танец Татьяны Ткаченко, которая лишь первый год танцует после окончания Академии балета и которую театр явно выдвигает в новую звезду.

Начиная с "Баядерки" на зрителей посыпался дождь именитых гастролеров. В паре со Светланой Захаровой (Никия) танцевал премьер Американского театра балета Хосе Мануэль Карреньо (Солор). И трудно представить более несовместимых партнеров в дуэте: ни по росту - Захарова заметно выше, ни по темпераменту, ни по стилистическим привычкам. Позже, в концерте, безразличный к музыке Карреньо выглядел увереннее - но лишь за счет отдельных элементов техники, и его практично-чемпионская манера не так резала глаз, как в "Баядерке". Другой гость, Карлос Акоста из Королевского балета Великобритании, познакомил нас с отличным образцом кубинской школы танца, став Базилем в "Дон Кихоте" (Китри - Ирма Ниорадзе). Обаятельная мимическая игра в "простого" парня сочеталась у него с безумными двойными прыжками-револьтадами, которые вообще невозможно исполнить, и кошачьими, мягкими, абсолютно бесшумными приземлениями, а в па-де-де из "Эсмеральды" это был, как и положено в партии Актеона, языческий полубог. Или Тарзан. Наш бывший соотечественник Владимир Малахов - ныне ведущий солист Американского театра балета и Венской оперы, в России не танцевал с 1991 года, а на сцене Мариинки вообще впервые. В гала-концерте Малахов показал номер в постановке Ренато Занеллы с названием "Вояж" (белый костюм и воображаемый чемодан в руках) вкупе с отрывком из балета "Манон". В "Жизели" он солировал вместе с Дианой Вишневой. Из двух распространенных трактовок героя "Жизели" Малахов избрал линию соблазнителя, раскаивающегося задним числом, что очень подходит его элегическому, чуть расслабленному танцу. В сценах с этим лощеным Альбертом мерещилось, что со сцены пахнет дорогим парфюмом. Малахов и не думал скрывать происхождения своего героя. Странно, что такого ухажера кто-то вообще мог принять за крестьянина: этот крестьянин явно из тех, кто уверен, что булки растут на деревьях. В первом акте Малахов - Альберт одним движением плеч, исполненным великолепного презрения, отодвигал от себя простолюдинов, посмевших к нему прикоснуться, во втором действии - скрещивал аристократическое сдержанное достоинство с внутренней порывистостью, придававшей остроту и смысловую законченность пластике. Кстати, постановка рук у питомца русской балетной традиции Малахова заметно лучше, чем у его западных коллег.

Что еще запомнилось на фестивале? Танцовщики Антон Корсаков, Кирилл Симонов, Илья Кузнецов и Дмитрий Семионов, балерина Дарья Павленко. Владимир Пономарев, столь артистично исполнивший мимическую роль Великого Брамина в "Баядерке". Гала-концерт звезд мирового балета - аж в пяти отделениях. Отрывок из нового (2000 год) балета Джона Ноймайера "Нижинский", сцена на корабле, когда будущая жена танцовщика фактически женит его на себе. С использованием эротическо-томной музыки Римского-Корсакова к "Шехеразаде" (один из репертуарных балетов Нижинского) и его же образа Фавна из другой знаменитой постановки, где фетишист Фавн есть квинтэссенция желания. "Сарказмы" - давно известный балет Ханса ван Манена, в хореографии которого под басовые аккорды Прокофьева смешаны вполне конкретный секс и условность пластических абстракций, выглядел отнюдь не саркастически в скучном исполнении дуэта артистов Баварской Оперы. Комическую паузу в серьезной программе взял своим номером "Полет шмеля" кубинец Томас Раста: представьте, как может двигаться человек, когда он проглотил жужжащее насекомое. Из репертуара Мариинского театра в концерт включили опус Ролана Пти "Юноша и Смерть", в котором масштабно-классический Игорь Зеленский осваивал полутона экзистенциальной хореографии. Петербуржец Андрей Баталов так хотел перевиртуозничать заезжих виртуозов, что от усердия поскользнулся в вариации из "Дон Кихота", но потом с блеском исполнил двойные со-де-баски. Для "Аполлона" Баланчина-Стравинского был приглашен Итан Штифел - бывший солист "Нью-Йорк сити балле", давший российским артистам урок подлинного утонченного "баланчинизма". В этом балете запомнилась одна из муз - Ирина Голуб, уже заставившая петербургских балетоманов говорить о себе после исполнения Кармен в одноименном балете. В конце дали гран-па из "Пахиты", которым уставшие от недельного марафона мариинские танцовщики достойно завершили длиннющую программу. А фестивальную точку поставило не самое лучшее в мире "Лебединое озеро", в котором вяло царили Софья Гумерова - взамен заболевшей Ульяны Лопаткиной, и бывший москвич Данила Корсунцев, со статной фигурой премьера, красивыми позировками и болтающимися неряшливыми стопами. Даже в моменты лирических волнений, требуемых музыкой и либретто, оба сохраняли полное спокойствие.

...Мариинку часто называют абсолютным лидером российского балета. Фестиваль, где наблюдалась панорама реальной, а не рекламной жизни театра, показал, что это верно. Если не сбрасывать со счетов Большой театр, а из фразы убрать категорическое слово "абсолютный", заменив его менее обязывающей и относительной формулировкой.