Между Богом и Кесарем

Иоанн Мейендорф, История Церкви и восточно-христианская мистика. - М.: Институт ДИ-ДИК, Православный Свято-Тихоновский богословский институт, 2000. 574 стр.

В книгу вошли три богословско-исторических труда отца Иоанна: "Единство империи и разделение христиан", "Святой Григорий Палама и православная мистика" и "Византия и Московская Русь".

В первом автор обращается к византийскому периоду истории христианства. В центре его внимания - проблема соотношения между Церковью и общественно-государственном устройством империи.

Прежде всего отец Иоанн отмечает два основных этапа легитимного существования христианства в Византии. Первый наступил в 313 году, после того как императоры Константин и Лициний встретились в Милане и договорились о совместной религиозной политике. Эта новая политика заключалась в прекращении гонений на христианство, в объявлении его "дозволенным культом". Тем самым государственная власть встала на позиции религиозной терпимости. Однако через два столетия период терпимости закончился. Законами императора Юстиниана православное христианство объявлялось единственной религией. Теперь на епископов возлагалась юридическая ответственность за насильственное искоренение язычества. В течение столетий существования христианской империи и последовавшего средневекового периода общество признавало, что руководствуется христианскими принципами, и в то же время прибегало к таким методам, как принуждение и насилие. Отсюда, по мнению отца Иоанна, двусмысленность и утопичность понятия "христианского общества" в том виде, как оно существовало тогда.

Автор подчеркивает, что вступив в союз с государством, Церковь взяла на себя "кафолическую" ответственность за общество в целом. Однако, поступив так, она не отказалась от своего эсхатологического призвания. В течение всех Средних веков ее история была не только историей неудач, но и замечательных побед, одержанных не столько самой "системой", сколько отдельными святыми, сумевшими использовать ее в духе Евангелия.

Отец Иоанн отмечает, что, сделавшись государственной религией, христианство не изменило ни экономическую, ни социальную систему Римской империи. Но эта слабость социального свидетельства, столь явно контрастирующая с понятием христианской активности XX века, не была простой пассивностью или недостаточной заинтересованностью. Автор считает, что это скорее следствие эсхатологического понимания характера христианского благовестия. Главной задачей Церкви и каждого христианина было не реформирование имперских структур, а постоянное свидетельство о присутствии в падшем мире грядущего Царства Божия.

Святые, как отмечает отец Иоанн, очень остро переживали это противоречие. В некоторых случаях их жизнь и дела влияли на общество. В других - они лишь свидетельствовали о дуализме между христианскими идеалами и исторической реальностью, что особенно ярко выражено в созерцательном монашестве. Однако, как признает автор, большинство христиан святыми не были - они просто пользовались новообретенными привилегиями, не думая о грядущем Суде.

Касаясь вопроса о роли византийского императора в делах Церкви, отец Иоанн отмечает, что в истории раннего христианства нет вопроса, который бы изучали столь дотошно. При этом конфессиональные или философские пристрастия историков, по его мнению, часто влияют на их заключения.

Автор подчеркивает, что эллинистическое религиозное понимание роли императора было в значительной степени воспринято христианами.

Внезапное превращение императора из гонителя в защитника Церкви в IV веке интерпретировалось большинством христиан как божественное провидение, поскольку он действительно стал орудием, "служащим Богу". В то же время уже ранние христианские апологеты усматривали в самой империи как объединяющем начале человеческого рода божественное провидение, открывающее возможность вселенской проповеди Евангелия. В свете этой традиции Константин, по мнению отца Иоанна, был не революционером, а скорее первым из императоров, понявшем истинное значение римского царства. Таким образом, и до и после него римский император рассматривался как устроитель дел "мира сего", т.е. падшего мира, в котором, однако, действует божественное провидение. По мнению автора, разница заключается только в том, что со времени Константина император исполнял свою миссию с полным пониманием ее смысла.

Христиане признавали, что падший мир не может в одно мгновение измениться императорскими указами, однако высшая цель - Царство Божие - стала теперь общей и для империи и для Церкви. Предполагалось, что императорская власть будет оказывать Церкви защиту и давать свободу, постепенно облагораживая общество в целом.

Во второй из вошедших в сборник книг отец Иоанн рассказывает о православной аскетике и его духовных традициях.

Он отмечает, что именно острое переживание многими христианами того противоречия между Церковью и общественным укладом, о котором говорилось выше, стало причиной появления монашества. Оно возобновило в Церкви пророческое служение, которое знал еще ветхозаветный Израиль. Монашество стало противовесом Церкви, погрузившейся в обывательскую дремоту, Церкви, которая так легко вбирала в себя греко-римские народные массы и без угрызений совести пользовалась щедротами "благочестивейшего императора". Автор считает, что на протяжении всей истории православного Востока именно монахи спасали Церковь от полного смешения с империей. Перед лицом теократических притязаний христианской империи монахи утверждали, что Царство Божие "не от мира сего", что оно не является ни социальной, ни политической реальностью.

Отец Иоанн прослеживает историю духовной традиции восточного монашества, получившей название исихазма, рассказывает о его роли в культурном и историческом развитии Восточной Европы.

Третья книга сборника посвящена истории церковных и культурных связей между Византией и Московской Русью в XIV веке.

Автор отмечает, что идею о Москве как о "третьем Риме" Московское государство официально никогда не признавало. Более того, когда Иоанн IV короновался как царь, то он просил на это благословения живших под турками восточных патриархов и называл себя не "императором ромеев", а только "царем всея Руси". Точно так же и Московский Патриархат не претендовал на вселенское первенство и занял, несмотря на несметное имущество, престиж и власть, пятое место среди православных патриархов.

Отец Иоанн считает, что именно потому, что Московское царство носило национальный характер, некоторые глубоко укоренившиеся представления не давали его правителям забыть, что "римская" (или византийская) политическая идеология исключает право какой бы то ни было нации на монополию главенства в универсальном православном содружестве.